— Нет, Лета, этого не было.

Она продолжила рассказ о реальных событиях и, когда Данн вроде бы перестал следить за ее повествованием, опять добавила несколько невероятных подробностей (по крайней мере, такими они показались Гриоту). Данн тогда улыбнулся и сказал:

— Вот ведь выдумщица, Лета! Ты же знаешь, этого тоже не было.

Он стал более оживлен.

— Сейчас я обмою тебя целебным раствором, Данн.

Когда он сделал протестующий жест, Лета напомнила ему:

— Когда мы лежали больные на постоялом дворе у той женщины, из речного народа, ты мыл меня. Помнишь?

— Да, помню. Ты подсказала мне, какие травы использовать.

— А теперь я тебя вымою.

Лета велела принести теплой воды, влила в нее какую-то резко пахнущую жидкость и стала снимать с Данна робу и штаны. Он сел и сам разделся. На его тело, такое костлявое и жалкое, было больно смотреть. Гриот отвернулся. Неужели это генерал Данн, тот самый могущественный генерал Данн, который еще совсем недавно был красивым и сильным, а теперь стал худым и больным? Лета усадила его прямо в широкий плоский таз, полный травяной смеси, и терла губкой и окатывала водой, и снова терла и окатывала, приговаривая все время:

— Помнишь, как мы видели небоход, разбитый небоход, давным-давно, и ему поклонялись толпы людей?

— Да, конечно. Это было давно. Давным-давно. Лета, правда, «давно» — это ужасное слово?

Лета все поливала его и терла; снежный пес подполз и из любопытства лизнул воды, после чего немедленно чихнул. Она засмеялась и погладила Раффа, сказав:

— У тебя появился замечательный друг, Данн.

— Да, да, замечательный друг.

Лета заметила, что Гриот при этих словах Данна отвернулся. Данн в свою очередь заметил озабоченное лицо Леты и все понял.

— Гриот, а без тебя тут вообще ничего бы не было. Это все лишь благодаря тебе.

Гриот расслышал в этих словах скрытый смысл и горько улыбнулся. Может, Данн предпочел бы, чтобы в его отсутствие вообще ничего не делалось? А что, вполне возможно.

Лета сказала:

— Мне кажется, что иногда нужно потерять истинного друга, чтобы понять, кем он для тебя был. Когда Маара умерла… — Она пристально взглянула на Данна, но твердо договорила: — Только когда она умерла, я до конца осознала, кем она была для меня, для всех нас.

Данн сидел в тазу неподвижный и немой, а Лета продолжала говорить о Мааре, о том, какой смелой она была, а потом неожиданно спросила:

— Данн, что бы сказала Маара, если бы увидела тебя сейчас? Ты не думал об этом?

Данн зажмурился, вздохнул и после долгого молчания наконец ответил:

— Но, видишь ли, Лета, Маары все равно здесь нет, и поэтому она ничего не скажет.

И он заплакал.

Гриот махнул солдатам, чтобы те вышли. Все, что они слышали до сих пор, только укрепит их восприятие генерала Данна как чудотворца — и дополнит этот образ Данном-лекарем, Данном-другом, а истории, рассказанные Летой, будут ходить по лагерю, передаваясь из уст в уста.

Но плачущий Данн — нет, этого им лучше не видеть.

Снежный пес сочувственно зарычал и ткнулся мордой в лицо хозяина.

Данн потрепал его по загривку и сказал Лете:

— Я не хочу жить, Лета. Зачем? — Поскольку она не сразу ответила (видимо, размышляя над этими его словами), Данн повторил: — Не молчи, Лета. Я хочу, чтобы ты мне сказала: зачем?

— Прежде всего ради малышки.

— Ну, девочка никогда не будет моей. Кайра этого не позволит.

— Согласна, но я говорю о ребенке Маары.

Данн вылез из таза, завернулся в кусок чистой ткани и лег в свою обычную позу — согнувшись как древко лука.

— У Тамар есть отец, — проговорил он.

Лета некоторое время нерешительно помолчала и потом сказала:

— Шабис хочет вернуться в Агре. Его там ждут. Взять с собой Тамар он не сможет, слишком долгое и опасное путешествие. Ты ведь помнишь этот путь, Данн? Помнишь, как он опасен?

Данн лежал на кровати не шелохнувшись. Однако глаза его были открыты.

— А Даулис хочет дойти вместе с Шабисом до Билмы. — И тут Лета потеряла самообладание и разрыдалась: — Да, он уйдет, он уйдет, Данн!

Она сидела возле таза с остывшей, но все еще благоухающей травами водой и всхлипывала.

Данн медленно привстал с постели и притянул Лету к себе.

— Не надо, Лета, не плачь. Не плачь, Лета.

Но она буквально выла в его объятиях, и снежный пес тоже подвывал.

Гриот думал: «Жаль, что солдаты ушли. В лагере это произвело бы впечатление: чуткий Данн утешает женщину-альбку».