Шрифт:
— Товарищи! Друзья! Коллеги по чуду! — провозгласил неутомимый бородач. — Предлагаю не терять зря времени: пусть каждый из присутствующих расскажет вместо тоста самую примечательную историю, которая случилась с ним в уходящем году! За три часа мы все успеем сказать все, что хотим, — ведь время для нас остановилось! И когда наш самолет проносится над городами и селами, там, внизу, в этих городах и селах, начинается Новый год! Прошу учесть торжественность и — я бы сказал — символичность момента! Итак, прошу начинать. Как всегда, по часовой стрелке... Товарищи, давайте условимся: без всякого кокетства, без отказов каждый должен что-нибудь рассказать...
Пассажиры довольно активно включились в это круговое мероприятие. Некоторые из рассказов, те, что мне показались почему-либо приметными, я особенно хорошо запомнил.
Первым получил слово врач, близорукий мужчина с красивым иностранным значком в петлице черного выходного костюма.
ЭПИДЕМИЯ
— Вы все, разумеется, знаете, что у нас в стране создалась сеть интернатов для школьников — в высшей степени прогрессивное и полезное начинание. Но дело это было на первых порах — да и поныне еще остается — новым, и поэтому, когда кто-либо из работников просвещения едет в заграничную командировку, то его обязательно просят ознакомиться, насколько предоставится возможным, с постановкой дела в тамошних интернатах. Моя специальность — детская психология. И, понятно, уезжая в одну из очень солидных капиталистических стран по приглашению тамошних медиков, я был «нагружен» рядом интернатских вопросов.
В первый же свободный день я пошел в один довольно известный детский интернат.
Меня в него не пустили. Привратник объяснил, что у них карантин. Какое-то странное заболевание у вновь принятых детишек. Подозревают эпидемию. Заседает консилиум.
Я попросил передать свою визитную карточку, на которой подробно, как это принято в некоторых странах, были изложены мои звания и должности. Кроме того, я просил передать членам консилиума предложение своих услуг.
Местные доктора приняли меня очень дружелюбно и сразу же ввели в курс дела.
Эпидемия была весьма странной. Вот уже неделю как почти девяносто процентов вновь принятых ребятишек по ночам падают или скатываются с постели и спят на полу.
«Это какой-то новый вирус, — авторитетно заявил один из участников консилиума. — Вирус, вызывающий функциональное расстройство, потерю ориентировки в пространстве».
Другой врач объяснял это необычайное заболевание особой лихорадкой, проявляющейся по ночам и вызывающей спазмы некоторых групп мышц.
Третий, ссылаясь на некую форму аллергии, настаивал на том, что нужно изучить флору и фауну сада, окружающего интернат, дабы определить источник раздражений.
Спросили и мое мнение.
«Но я должен осмотреть больных», — сказал я.
Меня пригласили в дортуары, которые теперь именовались изоляторами.
«Больные» произвели на меня самое лучшее впечатление. Они были жизнерадостны и подвижны, как все здоровые дети на земле.
Я начал их расспрашивать, как они жили дома, кто их родители, почему они очутились в интернате, сколько у них братьев и сестер.
«Вы социологизируете, коллега, — сказал мне один из профессоров, — не нужно пропаганды: мы тут в своем научном кругу и решаем чисто медицинские проблемы».
А я ответил:
«Можете, господа, снимать карантин. Никакой эпидемии тут и в помине нет».
Разумеется, начались охи и вздохи, кое-какие смешки в мой адрес, недовольные ухмылки. Но я настаивал на своем: поговорить с теми, кто падает с кровати по ночам.
Через несколько минут в комнату, где заседал консилиум, воспитатели привели человек двадцать «часто падающих».
Разговор проходил приблизительно так:
«Как тебя зовут?»
«Анри».
«А как ты спал дома? Не падал с кровати?»
«У меня не было кровати. Я спал на полу, вместе с другими братьями».
«Значит, тут ты впервые спишь на кровати?»
«Да».
«Можешь идти. Следующий!»
«Меня зовут Пьер».
«Как ты спал дома? На чем?»
«А у меня не было дома. Я ночевал где придется — в фургоне, на рынке, в ящиках, на набережной, под лодками... А здесь спать хорошо. Мягко, чисто. Только я еще не привык — сон у меня беспокойный, сами понимаете, сударь, когда спишь где-нибудь под мостом, надо все время быть начеку. В..первую ночь здесь я пять раз свалился с кровати, во вторую ночь — три. Потом — два. А вот в эту ночь только один раз».
«Спасибо, Пьер. Можешь идти. Следующий!»
«Джованни. Дома у меня была кровать. И я спал на ней».
«Так почему же ты падаешь с кровати здесь?»
«Потому что дома я спал между мамой и старшей сестрой».
И таким образом я переговорил со всеми «часто падающими». Дети никогда не спали в нормальных человеческих условиях! Это была эпидемия нищеты!
Карантин, конечно, сняли. Меня благодарили сквозь зубы, а в одной газете напечатали, что «наш советский коллега проявил незаурядные следовательские способности».