Римо выпрыгнул из кабины и открыл боковую дверцу. Скрытый от проезжей части автомобилем, он принялся выгружать упаковки брошюр.

Вонзая крепкие, как сталь, пальцы, в картонные коробки, он проделывал в них большие дыры. Потом по одной перебросил коробки через парапет. Вода через дыры попадет внутрь и быстро уничтожит брошюры.

Положив шоферу в нагрудный карман пятидесятидолларовую банкноту, Римо оставил его отдыхать, а сам на попутке вернулся назад, в город.

Ну вот, он и провел операцию в стане врага. А вечером он с каким-нибудь подходящим инструментом пройдется по городу и сдерет все картрайтовские плакаты, которые начали буйным цветом расцветать повсюду.

Но сначала надо все-таки добраться до Фарджера.

Но Уиллард Фарджер, четвертый заместитель помощника председателя избирательной комиссии, в конечном счете прибыл к Римо сам – в ящике с простым адресом: «Римо», который доставили в штаб предвыборной кампании Полани. Из правого уха Фарджера торчало здоровенное шило.

Римо посмотрел на тело Фарджера, втиснутое в коробку. До его ноздрей долетел какой-то легкий запах, и он наклонился ниже, принюхиваясь. Запах показался ему знакомым. Цветочный. Да, так и есть. Такой же запах исходил от шила, забитого в правое ухо Московитца. Запах сирени. Шило с сиреневым ароматом.

Римо с отвращением рассматривал шило. Оно уничтожило не только Фарджера – оно поставило под сомнение всю кампанию по выборам Полани.

Единственный человек, который хоть что-то в этом понимал, теперь мертв. Дикость какая-то, подумал Римо. КЮРЕ, задачей которой было применение насилия для спасения страны и ее политического устройства, теперь подвергается уничтожению с помощью основы этого политического устройства свободных выборов, где противник может использовать насилие, а Римо нет.

И он просто не представлял, что можно с этим поделать.

На какое-то мгновение у него шевельнулась мысль, не позвонить ли Смиту. Он был всего лишь на расстоянии телефонного звонка. Рука уже потянулась к аппарату, но тут Римо тряхнул головой и… потащил ящик с телом Фарджера в одну из дальних комнат.

Избавившись от тела, Римо поведал о гибели Фарджера Тери Уокер. Она страшно расстроилась и даже разрыдалась.

– Я представить себе не могла, что в политике случается такое, – всхлипывала она. – Бедняжка!

– Мы никому про это не скажем, – предостерег ее Римо, – а будем как ни в чем не бывало продолжать кампанию.

Она кивнула и вытерла глаза.

– Все верно, мы должны продолжать. Он бы тоже этого хотел.

– Правильно. Продолжайте заниматься своим делом – готовьте рекламу.

– А вы?

– А я буду продолжать заниматься своим.

– Вечером в понедельник у нас выступление на телевидении. Оно может изменить ход всей кампании.

– Отлично. По крайней мере, наши противники будут знать, что мы не собираемся сдаваться.

Бедняжка Тери. Это ее первая кампания, и она старается изо всех сил.

Но как бы она ни билась, у них не осталось ни единого шанса победить.

Теперь Римо был вынужден это признать. У них нет активистов, но если бы даже они и были, для них все равно не нашлось бы работы. Фарджер хоть имел представление о том, что делать, а без него Римо не сможет найти типографии, чтобы напечатать рекламные брошюры, развесить лозунги на бамперах машин, изготовить нагрудные значки, – в общем, обеспечить все необходимые атрибуты избирательной кампании.

Вернувшись в гостиницу, Римо поделился этим с Чиуном.

– Не понимаю, – откликнулся тот. – Ты хочешь сказать, что люди предпочтут одного кандидата другому только потому, что им больше понравился его нагрудный значок?

– Ну, приблизительно так, – ответил Римо.

– Но раньше ты говорил, что они станут голосовать за того, на кого укажет полицейский лейтенант, – возразил Чиун.

– Ну, кто-то, возможно, и станет.

– А как можно отличить тех, кто будет голосовать по указке лейтенанта, от тех, кто станет голосовать за значки? – поинтересовался Чиун.

– Никак, – честно признался Римо.

На что Чиун разразился тирадой по-корейски, из которой Римо понял всего два предложения касательно того, что хуже демократии ничего не придумаешь, а потому это единственная форма правления, которой заслуживает белый человек. Наконец Чиун успокоился и по-английски спросил:

– И что ты собираешься теперь делать?

– Победить мы, конечно, не сможем. Но можем хорошенько пощепать им нервы.

– Но ты же говорил, что нынешних наших противников нельзя убивать.