– А можно русским языком?

– Счастливчик вы. – Артем Михайлович не обиделся. – Всегда избегаете крупных неприятностей. Даже за время работы у соседей ни одной серьезной проблемы, даже с местными бандитами не пересеклись.

– Пересекался.

– Да, я читал отчет. Быстро разрулили ситуацию, остались при своих, показали, что с вами лучше не связываться.

– Я не лез в политику, я простой советский офицер, а не комитетчик, – последняя попытка отказаться от игры.

– Нам такой человек и нужен, – улыбнулся Шумилов. – Ничего, справитесь. За вашей спиной вся мощь КГБ, все ресурсы Советского Союза, с вами будут работать сотни наших специалистов. У вас в руках карт-бланш.

– Товарищи помогут, – поддержал коллегу Эрвин Шнитке. – Подчиняться будете только мне. Отчитываться только передо мной. Вопрос связи проработаем. Главное, самое важное, вырастить Президента и уберечь его от встречного удара.

– Противодействие системы, – пояснил доселе молчавший Владимир Строгов, – она работает как живой организм и инстинктивно парирует любую угрозу своей шкуре.

– Вот поэтому мы и выбирали удачливого человека, умеющего выживать и вовремя уходить от опасности, – добавил Гуларян.

После разговора с Панфиловым Павел Николаевич подошел к двери и дернул ручку.

– Нет там никого, – тихим усталым голосом протянул Строгов, – парня увели в чистилище к нашим политологам.

– Я чувствую себя грязной свиньей, – признался Шнитке. – Этот был третий.

– Всего пять кураторов, – вздохнул Шумилов. – Я понимаю, что надо. Каждый должен думать, что он единственный, тогда у нас будет шанс. Тяжело с ними разговаривать. Не люблю врать в лицо.

– Еще двое. Сабурова привезут через час. Кто будет раскрывать карты от ученых?

– По очереди. Минаев уже готовится. Потом опять очередь Артема Михайловича. – Шумилов тяжело плюхнулся в кресло и подпер голову кулаком.

– Система, – злобно ощерился Владимир Строгов, – она будет убивать. Она обороняется. Я уже вижу сопротивление Системы. Из пяти кандидатов четверо погибнут в случайных разборках, будут вынуждены бежать за границу, их смешают с дерьмом и дискредитируют, они могут надолго приземлиться на нарах.

– А если пройдут двое или четверо?

– Эрвин Теодорович, мы все сто раз обговорили. Выберем наиболее подходящего, а остальных уберем в резерв.

– Двое очень амбициозны, их разрабатывают втемную, – напомнил Шнитке. – Эти люди не согласятся уйти на вторые роли.

– Рычаги и финансирование у кураторов. Надавим, не впервой.

– Пока время есть, пойду курну. – Строгов демонстративно распечатал новую пачку «Кэмела».

– Кури здесь, – предложил Шнитке, подтолкнув к товарищу пепельницу.

– А остальные?

– Курите, – разрешил Павел Николаевич.

Тяжело принимать такие решения, но приходится. Советские граждане уже не могут бросить жителей Мира-01 на произвол судьбы. Отказ в первую очередь ударит по СССР. Нельзя бросать своих. Просто нельзя, и все тут. Шумилов это понимал, именно он настоял на дублировании кандидатов, но понимать и знать – это одно, а принимать – совсем другое. Сложно врать рядовым, посылая их на невыполнимое задание.

– Нельзя было иначе, – выдохнул Шнитке, похоже, генерал уговаривал самого себя. – Люди должны знать, что они ведут единственного кандидата, единственный шанс на спасение. Это первая и последняя попытка взять власть. Тогда они выложатся на все сто.

– Мы это уже обговаривали, Эрвин Теодорович. – Строгов положил руку на плечо генерала.

– Меня один раз уже предали. Мою страну предали и сдали. Моих камрадов судили как преступников. – Лицо генерала исказила горькая усмешка. – Я не могу проиграть на этой войне.

– Война?

– Это моя личная война, товарищ Шумилов, – получилось слишком официально, но все присутствующие поняли генерала.

Собиравшийся покинуть кабинет Артем Гуларян остановился у двери.

– Я проиграл в ГДР, но я должен отомстить, должен вернуть долг врагам моей страны. Как говорят русские, сочтемся.

– Мы все деремся с одним врагом, – напомнил Строгов.

Наблюдая за старыми товарищами, Шумилов вспомнил, что именно Владимир Строгов с самого начала выдвигал идею выращивания у соседей новой политической элиты, отбора нужных людей. Генерал Шнитке и помыслить не мог, что мы можем отступить, оставить соседей один на один со своими проблемами. Немец из ГДР исповедовал рыцарский принцип: «Защищать и оберегать». Да, Эрвину в свое время пришлось нелегко, он один мог сказать, что понимает соседей, людей, на чьих глазах рушилась их страна, кого объявили безрукими совками и обвинили в преступлениях, которые они не совершали. Всех скопом.