Меницкий Валерий Евгеньевич
Шрифт:
38. О ПОЛЬЗЕ ПРОТИВОЗАЧАТОЧНЫХ СРЕДСТВ
К началу занятий в Школе лётчиков-испытателей я опоздал, и вот почему. Когда я подал все документы, комиссия долго отбирала кандидатов, и я попал в их число. Потом в Генеральном штабе надо было оформить увольнение из армии. Затем эта разнарядка на увольнение, где была моя фамилия и фамилия Юры Митикова, пришла на Московский округ. А тем временем, как позже выяснилось, младший сын знаменитого погибшего военного лётчика Степанчёнка обратился к Ивану Никитичу Кожедубу с просьбой о помощи. Сын хотел пойти по стопам отца. Естественно, он получил поддержку Кожедуба. А на округ выделялось всего два места, и в результате моё место отдали Степанчёнку. Всех слушателей уже собрали, они прошли повторную медкомиссию и приступили к учёбе. Моя фамилия тоже значилась в журнале, но к занятиям я приступить не мог, поскольку меня не увольняли из армии.
Помню, я приехал домой на майские праздники, отпросившись у командира. Конечно, я не мог ему сказать истинную причину, зачем мне надо в первопрестольную. Нужно было придумать убедительный предлог. И тогда я стал думать, какие в училище есть проблемы, решить которые можно только в Москве. Такая проблема нашлась — у нас плохо обстояло дело с противозачаточными средствами. И я предложил ребятам: давайте выйдем с этим предложением на командира, и я в Москве куплю их сколько угодно. Сейчас смешно об этом говорить, а тогда это действительно была очень серьёзная проблема. Презервативы, тем более в провинциальных городах, можно было достать только по большому блату. В общем, народ идею поддержал, и я от эскадрильи набрал заказы. У нас было 28 лётчиков, 7 командиров. Более того, из других эскадрилий ко мне тоже стали приходить и просить привезти и им то же самое. Итоговое количество заказов выглядело внушительно — 400 штук. Оформили мне командировочное удостоверение, и вечером 7 мая с ответственным заданием я уехал в Москву. Вернуться я должен был 10-го.
Я тогда был ещё холостой, маме я ничего не сказал, мне было стыдно признаться, что меня откомандировали за презервативами, да ещё в таком количестве. Маме я рассказал о проблеме с поступлением в Школу лётчиков, она была категорически против, но я её в очередной раз обманул. В первый раз я её обманул, когда поступил в училище, сказав, что немножко проучусь там и потом обязательно поступлю в институт, просто хочу попробовать полетать. Позже я ей говорил, что мне нужно долетать, чтобы получить высшее образование, потому что на гражданке это сделать сложнее, к тому же мне придётся дослуживать в армии. После того, как я закончил училище, я не мог сразу уйти, потому что надо было хотя бы немного прослужить. А потом «оказалось», что для того, чтобы меня демобилизовали, мне надо поступить в Школу лётчиков-испытателей, другого выхода нет. В армии я своё уже отслужил, а из Школы всегда можно уйти, предлогов можно найти много — или по здоровью, или по дисциплине.
Мама в очередной раз мне поверила, а может быть, просто хотела поверить. Я её попросил мне помочь. Дело в том, что нашими соседями и хорошими знакомыми были Матвеевы — Леонид Михайлович, заместитель министра внешней торговли, и его супруга Софья Дмитриевна. Для поступления в Школу это, конечно, не имело значения. Но они, в свою очередь, дружили с семьёй командующего ВВС Московского военного округа Горбатюка, а также с Иваном Никитичем Кожедубом и его женой Вероникой. Мама пошла к Софье Дмитриевне и рассказала ей о моих проблемах. А та стала её убеждать, что мне совершенно не надо идти в Школу лётчиков-испытателей, потому что это очень опасная профессия. Но поскольку мама была уверена, что это единственный способ «изъять» меня из армии, она была настойчива и просила Софью Дмитриевну посодействовать мне.
А перед этим я заехал к дяде Мише — узнать, как обстоят мои дела, и он сказал, что я принят, всё нормально, но в Московском округе мои документы задерживают и поэтому меня не увольняют. И если в ближайшее время я этот вопрос не решу, то Школы мне не видать.
Оказывается, когда Кожедуб, решая вопрос со Степанчёнком, поинтересовался, кто я такой, ему ответили, что я лётчик-инструктор, причём инструктор хороший, потому что в училище мой выпуск был первым.
— Зачем же такого хорошего инструктора отдавать? — так отреагировал на это Иван Никитич. — Инструкторы нужны.
И вот в этой тупиковой ситуации решающую роль в моей судьбе сыграла мама. Как раз в праздники Софья Дмитриевна ей позвонила и сообщила, что у них в гостях Кожедуб.
— Мария Герасимовна, вы заходите под каким-нибудь предлогом!
И мама зашла к ним в разгар веселья под каким-то благовидным предлогом. Её, естественно, пригласили к столу — женщина она была интересная, красивая, а в таких компаниях красивые женщины всегда приветствовались. Софья Дмитриевна представила её гостям, и когда маму познакомили с Иваном Никитичем, она ему сказала:
— Вот вы пишете об одном, а на деле получается совсем другое.
— Что вы имеете в виду?
— Сын у меня мечтает быть лётчиком-испытателем. Вы в своей книге пишете, что всегда шли навстречу таким людям, их устремлениям, а на самом деле моего сына берут в авиационную промышленность, а вы его из армии не отпускаете.
Он её отругал, сказал, что она не ценит жизнь своего сына, начал рассказывать, какая это опасная работа, и спросил: зачем это ей нужно? Мама ответила, что она желает, чтобы у сына осуществилась мечта. И хотя прекрасно понимает, что это опасная работа, тем не менее мешать ему она не имеет права. Жена Кожедуба Вероника и остальные гости стали стыдить Ивана Никитича, и тот в конце концов сказал:
— Ладно, чему быть, того не миновать…
Я вернулся в училище, и буквально через четыре дня меня вызвали в штаб и сказали, что пришёл приказ о моём увольнении в запас. Радости моей не было границ. Затем меня вызвал командир полка, который тоже пытался меня от этой затеи отговорить. Он убеждал меня, что ещё не поздно отказаться, потому что работа эта очень опасная, а он заинтересован, чтобы я остался инструктором. Больше того, он обещал, что в ближайшее время меня назначат командиром звена, а в моём возрасте это очень почётное назначение, у меня хорошая перспектива. И если я выйду на командующего и скажу, что я передумал идти в лётчики-испытатели, то это дело можно отыграть.