— Это, наверное, действительно так. Но как показывает практика, иногда хирургическое вмешательство в кадровые вопросы позитивно влияет на научный прогресс. Когда было плохо с разработкой одного из прицелов, то его генерального конструктора Кунявского поменяли на Фигуровского. Затем, когда снова сложилась критическая ситуация, Фигуровского поменяли на Волкова. И опять пошёл прогресс. Когда снова создалась критическая ситуация, связанная, видимо, с застоем среди лидеров, то и Волкова поменяли на Гришина. Таким образом, если такая хирургия даёт положительный эффект, то не грех воспользоваться ею и в нынешней ситуации.

Все затаили дыхание и молчали. Савицкий пообещал доложить свои выводы в Центральный Комитет, встал и добавил:

— До этого там меня всегда понимали. Думаю, поймут и на этот раз.

Этого было достаточно для того, чтобы Виктора Константиновича свалил приступ стенокардии. И, по-моему, у него ещё был микроинфаркт. Помню, мы с главным конструктором Васильченко приезжали к нему в больницу, а до этого долго разговаривали с маршалом, потому что Васильченко был с ним тоже очень близок и всё время мне говорил:

— Давай ещё раз брать маршала на приступ! Нельзя допустить, чтобы он Виктора уволил. Потому что тогда действительно всё рухнет. Только Гришин может держать всё это дело в кулаке.

Похоже, Савицкий и сам это понимал. Он уже и не рад был тому, что сделал такую встряску. И если бы Гришин промолчал и не отвечал на реплики маршала, то всё бы закончилось обыкновенным разносом. Но, как говорится, маршал закусил удила. Хотя сам прекрасно представлял, что достойной смены Гришину пока нет.

Понимая суть ситуации, в которую попал комплекс, Евгений Яковлевич сменил гнев на милость и даже посетил больного Гришина, пожелав ему успехов. После той словесной перепалки Гришин, ведя себя с остальными независимо и высокомерно, с маршалом был очень осторожен.

Маршал любил точность формулировок и лаконичность докладов. Вспоминаю в связи с этим один забавный случай, приключившийся со мной.

После выполнения очередного полёта я должен был лететь вместе с Савицким и Васильченко на нашем единственном пассажирском самолёте в Москву. Перед тем как взлететь, я попросил Евгения Яковлевича чтобы он дал самолёту команду на взлёт сразу после моего доклада о выполнении боевой задачи. Я должен был сесть, быстро переодеться и полететь вместе с ними. Васильченко пообещал, что они меня непременно дождутся. А Савицкий произнёс:

— Лети спокойно, делай своё дело. Как ты сказал, так мы в точности и сделаем.

Я знал, что маршалу нравилось, когда во время выполнения сложных боевых задач ему докладывали не по телефону, а напрямую по радио, хотя говорить при этом надо было завуалированно. Поэтому, выполнив боевую работу, я на малопонятном языке доложил ему об этом по радио и спокойно стал снижаться для захода на посадку. Но когда я уже заходил на посадку, то увидел выруливающий на взлётную полосу Ан-24. Он дал «по газам» и запросился на взлёт. Увидев это, я тут же переключился на первый канал — канал транспортных самолётов — и сказал:

— Командир, передай ноль первому, что он не выполняет свои обещания.

Через минуту Савицкий сам вышел в эфир и сказал:

— Валерий, сделал в точности всё, как ты просил. Как только ты доложил: «Выполнил и закончил», я дал нашему самолёту команду на взлёт.

Таким образом он меня наказал за пренебрежение к точности выражения своих мыслей. Но я всё равно прилетел в Москву на транспортном самолёте раньше, чем Ан-24. Мы уже приземлились на аэродром, а маршальский самолёт ещё только заходил на посадку. Савицкий, конечно, очень удивился, когда я поприветствовал его у трапа Ан-24, но только улыбнулся и сказал:

— Ну, молодец. Один-один.

Кипучая энергия Евгения Яковлевича, его способность и умение организовать всех на выполнение поставленной задачи, несмотря на перегибы, приносил; соответствующие результаты. Его роль в становлении самого мощного в мире авиационного комплекса МиГ-31 неоспорима. Всем бы председателям Государственных комиссий быть такими!

Помню, даже такие опытные люди, как генерал Маланичев и его подчинённые по науке, сопровождавшие эту тему, трепетали перед Савицким. Однажды увидел Валеру Маланичева страшно взволнованным. Этот «бронированный» человек, который мог выпить порядка двух литров водки и стоять как вкопанный, вдруг превратился в какого-то жалкого человечка — я его просто не узнал. Подошёл и спрашиваю:

— Валера, в чём дело?

А он мне поникшим голосом:

— Выручай, друг! Маршал уволил. Представляешь, всё, конец карьере…

В этот миг он, конечно, думал не столько о карьере, сколько о пенсии. Уйти раньше срока из Вооружённых Сил, да ещё уволенным по статье! Пенсия, безусловно, ему не светила. Во время очередного общения с Савицким я, рассказав две-три байки, плавненько завёл разговор о Маланичеве. Но маршал был настроен очень воинственно. И начал говорить, что Маланичев — пьяница, каждый день выпивает. На что я ему ответил: