– Как, вам уже известны подробности о новой модификации?
– удивился немец.
– И как вам она?

– Ничего. Сбивается не хуже предыдущей!

– Но, тем не менее, вы сейчас сидите передо мной, а не наоборот!
– возмутился таким безапелляционным суждением несколько обиженный оберст-лейтенант.

– Капризы военной фортуны!
– отмахнулся Андрей.

После этого беседа как-то увяла. Фон Мальтцан попросил пленника на прощанье сфотографироваться с ним на фоне его боевой машины.

– Почему бы и нет, - кивнул тот.

Они вышли из штаба и на машинах направились к самолетной стоянке. Выгрузились, и Андрей в сопровождении охраны и Гюнтера, направился к стоявшему там чистенькому «Густаву». От самолета отделилась фигура механика, доложившего командиру, насколько смог понять Воронов, что машина готова к полету. Тот нетерпеливо махнул рукой, и механик моментально исчез с глаз. Возле самолета больше никого не осталось. Примчался фельдфебель с фотоаппаратом. Оберст-лейтенант в позе хозяина картинно устроился на крыле своего «Мессершмитта» и призывно махнул рукой Андрею. Тот пошел к самолету, а вот его конвой остановился в метрах пяти, чтобы не попасть ненароком в кадр. «Сейчас!» - вдруг пронзительно понял он. Сейчас наступил момент, когда можно попробовать что-то изменить. Или погибнуть…

Сделали несколько снимков. Немец сначала сидел на крыле, потом встал в кабине, по-хозяйски облокотившись о сдвинутый фонарь. После этого пленник попросил разрешение осмотреть кабину. Фон Мальтцан, довольный собой, как слон, беспечно разрешил и начал вылазить из кабины. Андрей, стоявший на крыле, наоборот, стал залазить. В какой-то момент они оказались вплотную друг к другу, причем руками немец держался за высокий гаргрот истребителя. Воронов быстро рванул оказавшуюся у него прямо перед носом висевшую на поясе оберст-лейтенанта кобуру, порвав закрывающий ее кожаный ремешок, вытащил пистолет и, передернув затвор, приставил его абсолютно не ожидавшему от пленника такой резвости врагу к затылку, спрятавшись за его фигурой от толпившейся слева от самолета охраны. Фашистский ас, пребывая в шоке от произошедшего, смог только проклекотать что-то невразумительное.

– Не дергайся и останешься жив!
– вот тут и пригодился Андрею английский язык! По поведению немца было ясно, что тот все понял.
– Скажи своим, чтобы держались подальше. И учти - я по-немецки не говорю, но все понимаю!
– соврал он на всякий случай.

Фон Мальтцан повел себя правильно. Особого страха не выказал, но и дергаться не стал. Пролаял что-то охране. Его подчиненные сразу отошли подальше, а вот конвой пленного стал артачиться. Но немец заорал на них что-то совсем ругательное, и те нехотя подчинились приказу. Андрей, придерживая несчастного Гюнтера за шиворот, медленно опустился в кабину и сел в кресло пилота:

– Заводи, а я посмотрю!
– ткнул он стволом пистолета тому под ребро.

– Зря. Разобьешься!
– заявил немецкий пилот, поняв намерения Воронова.

– Не переживай - не твое дело! Доедем до старта, и там я тебя отпущу, если все сделаешь правильно. Слово офицера!

– Самолет жалко!
– пожал плечами оберст-лейтенант и завел мотор. Андрей мог бы и сам - на предыдущей модификации «Мессершмитта» он летал, но руки были заняты.

Немного прогрев двигатель, немец по командам советского летчика довез истребитель до начала взлетной полосы.

– Ладно! Я обещал - ты свободен!
– резко столкнул того с крыла Воронов и дал полный газ.

Самолет быстро побежал по полосе, норовя с нее соскочить. Пилот с трудом удерживал машину от опрокидывания, кляня конструкторов этого чуда техники за слишком узкое шасси. Сбоку кто-то открыл огонь из автоматического оружия, и даже вроде бы попали, но времени сейчас обращать на это внимание не было. Истребитель взвился в небо, и по нему ударили аэродромные зенитки. Не успел Воронов среагировать, как они сами и заткнулись. Убрав шасси и закрылки, тот осмотрелся и понял причину: вслед за ним взлетела дежурная пара. Ну ладно! Андрей развернулся и, вновь выпуская закрылки, успел довернуть на только оторвавшуюся от полосы пару. Благодаря малой скорости имелась возможность качественно прицелиться, и Андрей ее не упустил: с одного захода поразил обоих.

Первый смог благополучно сесть на вынужденную рядом с полосой, а вот второй упал с большим креном и взорвался. «Вот так вот!» - торжествующе заорал Воронов, убирая закрылки. «Жаль только, в победы не запишут!» Пока зенитки не опомнились, он поспешил скрыться за лесом на бреющем.

Карты у угонщика, естественно, не имелось, и он летел по памяти, находя ориентиры на земле и пользуясь компасом. Линию фронта удалось пересечь по-тихому. Ни немецкое, ни советское ПВО, к счастью, не проявили достаточно бдительности. Но Андрея беспокоил повышенный расход бензина. Видимо, бак пробили еще во время разбега. Он хоть и протектированный, но пока пробоина затягивалась, вылилось немало топлива. А дырка была явно не одна. Родной аэродром находился гораздо севернее, и у Воронова закралось сомнение, что до него хватит бензина. И, кроме того, был немаленький шанс нарваться-таки на внимательных зенитчиков. Андрей решил не рисковать и сесть на расположенном невдалеке аэродроме штурмовой авиадивизии.

Расчет на посадку пришлось делать в темпе, пока не проснулась аэродромная противовоздушная оборона. «Мессершмитт» лихо прокатился по полосе и сходу завернул на стоянку, затормозив возле стоявших в линейку «Илов». Там его уже ждали. Взглянув на недобрые рожи приближающихся к самолету с карабинами в руках бойцов местного БАО, он забеспокоился: не получить бы сгоряча в рыло от своих же, как в известном фильме. Предупреждая такое развитие событий, Андрей привстал в кабине и заорал:

– Эй, там! Я подполковник Воронов, командира полка немедленно ко мне!