– Что ж вы раньше не говорили, что огонь есть, – пробормотал я. – Дайте прикурить!

– Я, сударь, как-то… Право, запамятовал совсем. От волнения…

Я отобрал у профессора спичку, раскурил «Османа» из пачки, врученной мне на прощание Митенькой. Спичка еще не догорела, а я уже углядел то, за чем мы пришли.

Несомненно, профессор был безумен, если тащился от самой Москвы сюда вот с этой вот монструозной конструкцией, похожей на громадный самовар, к которому безумный конструктор присоединил в ему одному известной последовательности какие-то штыри с круглыми набалдашниками, колеса и стальные решетчатые планки. Размером она была выше человеческого роста, и в центре конструкции было пустое пространство, в которое со всех сторон целили неприятного вида стержни. На полу вокруг конструкции валялись длинные разбитые доски и груды соломы.

– Изверги! – профессор в бессильной ярости сжал кулачки и потряс ими над головой. – Вандалы! Распотрошили! Разломали!!!

Его скрутило очередным приступом. Откашлявшись, он сплюнул густым на пол и зажег новую спичку.

– Я вез в сколоченном ящике, – тяжело дыша, выдавил он. – Чтобы не повредить. На поезде, а потом еще на санях… На последние деньги нанял мужика… Еле довез… И вот… Распотрошили! Гунны! Хамы!

– Время не ждет, господин профессор, – я потянул его за рукав. – Нагляделись на ваш аппарат? Идемте!

Он безумно блеснул на меня глазами.

– Нет! Я должен показать вам… Потом вы вернетесь… Будете знать как… Сам не успею… Давайте…

Он подошел к аппарату, выронил догоревшую до пальцев спичку, принялся громыхать и лязгать чем-то в темноте.

– Идите сюда! – приказал он.

– Вы в своем уме? – выпалил я. – Не время для опытов! Сюда могут в любую минуту нагрянуть красные!

– Я хочу, чтобы вы знали… как… – частил он. – Если со мной что-нибудь случится, вы… Вы сами… Вот, заклинаю вас – крутите!

Он зажег новую спичку, указал на торчащий сбоку изогнутый стержень с ручкой, вроде тех, что используют, чтобы завести автомобиль.

Зажав в зубах папиросу, я стал крутить, лихорадочно соображая, как убедить профессора оставить эту глупую затею. Вполне вероятно, что Митенькины товарищи и сам он лежат свински пьяные по избам Покровки и отсутствия часового на посту у амбара никто не заметит. Но возможно и прямо противоположное развитие событий.

– Вот так, хорошо, – говорил профессор. – Крутите, сударь… Необходимо некоторое время…

Из груди его вырывались хрипы. Выглядел он с каждой минутой все хуже.

– Я настаиваю, – сказал я, крутя рычаг, – что нам нужно как можно скорее покинуть Покровку!

– Сударь, не рассуждайте! Извольте крутить… Это шанс! Как вы не понимаете?! И, я подумал… Знаете, что мы сделаем? Если не получится доставить машину к вам, в войска, мы приведем ее в действие прямо здесь. Я покажу, как…

По корпусу аппарата заскакали яркие белые искры. Я испуганно дернулся.

– Не бойтесь, этот огонь не обжигает! – весело сообщил профессор. – Это яркий, праздничный свет! Свет надежды!

Искры плясали теперь целыми хороводами, с треском посыпали из длинных угрожающих стержней, забили тонкими ветвистыми молниями в пустоту в центре конструкции. Профессор протянул туда морщинистую руку, и молнии стали гладить ее, виться вокруг нее, словно голодные щенки.

– Видите? – сказал он. – Ну что, сударь, изменим ход истории, а? Как вы смотрите на такое предложение?

– Безумие, – пробормотал я.

– Крутите! – повелительно бросил он. Лицо его озаряли молнии, блики плясали на пенсне. – Не возражайте! Россия надеялась на вас, а вы не смогли ее спасти! Будущего у нас нет! А скоро не будет и прошлого! Толпы красных гуннов сметут все – нашу цивилизацию, культуру, историю… Будут пасти на руинах Колизея своих коз…

– В Колизее первых христиан зверям скармливали, – перебил я.

– Софистика! Вы знаете, о чем я говорю. Есть шанс все изменить – воспользуйтесь им!

– А может, я не хочу?! – от монотонного движения у меня затекла кисть. Я начал злиться.

Он закашлялся, убрал руку от аппарата. Болезненно морщась, вытер рот ладонью.

– Как же… не хотите? Как это понимать – не хотите?

– Не вижу смысла. Не одно, так другое. Не красные и белые, так какие-нибудь лимонные и банановые. Была бы матушка Россия, а уж беды найдутся.

– Странно вас слышать…

– Ничего странного в этом нет. Ваше изобретение, конечно, имеет большую ценность для науки. И ваша вера, одержимость тоже производят впечатление. Тащить эту конструкцию через всю Россию, чтобы передать правительству Директории, – да, впечатляет…