Японский архитектор спроектировал для камня новый зал, предусмотрев грубую тяжелую стену, закрывающую его от света, который проникал из широкого окна, расположенного с северной стороны. Архитектор даже разместил в зале фонтан, хотя в вестибюле и без того имелся фонтанчик с питьевой водой.

Очевидно, новый попечитель и архитектор знали, что делали, потому что камень собрал множество посетителей со всего мира. Ярый арабский радикал-исламист посетил камень в один день с полковником воздушно-десантных войск Израиля. И похоже, камень оказывал какое-то умиротворяющее воздействие, потому что они не просто хорошо поладили между собой, а даже обнялись на прощание. Впрочем, впоследствии перед соотечественниками оба отрицали этот факт. Но, конечно же, никто не был так очарован этим камнем доацтекской эпохи, как граф Руй Лопес де Гома и Санчес, который приходил сюда каждый день.

Однажды октябрьским вечером охранник обнаружил, что кто-то с помощью баллончика написал на камне ярко-зеленой краской: «Джой-172».

На следующий день конгрессмен от этого округа был обнаружен в своем кабинете в Вашингтоне мертвым — его развороченная грудная клетка была чуть не до краев заполнена кровью.

Сердце было вырвано у него из груди.

Его звали Римо, и он не мог поверить своим ушам.

— Римо, это Смит. Немедленно возвращайтесь в Фолкрофт!

— Кто говорит?

— Харольд В. Смит, ваш директор.

— Я вас не слышу: слишком шумит море, — сказал Римо, глядя, как тихие, ласковые волны Атлантики набегают на белый песок пляжа в местечке Нэгз-Хед, Южная Каролина.

В номере мотеля тоже было тихо, слышалось лишь едва различимое скрипение гусиного пера по пергаменту. Высохший старец азиатской наружности быстро работал пером, хотя казалось, что его пальцы с длинными ногтями остаются неподвижными. Время от времени он останавливался, просматривал написанное — неисчерпаемый источник мудрости, и вновь начинал писать, едва колыхая складки своего золотого утреннего кимоно.

— Вы меня слышите? Немедленно возвращайтесь в Фолкрофт! У нас тут земля горит под ногами.

— Вы хотите поговорить с Харольдом Смитом?

— Я знаю, что это обычная линия, но... — На том конце провода послышались гудки — кто-то прервал разговор. Римо повесил трубку.

— Папочка, я скоро вернусь, — сказал он, и Чиун с царственным видом поднял голову от своего манускрипта.

— Когда я тебя нашел, ты стоял в дурацкой подобострастной позе или лежал в грязи? — спросил Чиун. Голос был визгливым и звучал то выше, то ниже, словно гигантская лапа скребла по горному склону.

— Ни то, ни другое, — ответил Римо. — Я приходил в себя после обморока. И для нашего общества был вполне здоров. И если честно, то я был достаточно здоров по меркам любого общества. Кроме одного.

— И тогда, — проговорил Чиун, и перо с немыслимой скоростью заплясало по бумаге, но каждый образ, создаваемый корейцем, был четок и ясен, — тогда Чиун, Мастер Синанджу, увидал белого, распростертого в грязи. Члены его были слабы, глаза слепы, и на голове виднелись странные круги. Но главное, что уловил проникающий сквозь телесную оболочку взгляд Мастера Синанджу, — этот человек был слаб рассудком. Под его уродливым белолицым черепом скрывалась тупая, бесформенная и безжизненная масса.

— А я думал, что ты уже уделил мне главу в истории Синанджу, — сказал Римо.

— Я решил ее доработать.

— Хорошо, что ты пишешь это, потому что теперь я могу с полной уверенностью сказать, что вся история твоей деревни — это ерунда, вымысел и чушь. Помни, я видел деревню Синанджу. В нашей стране канализационная система куда лучше.

— Ты предубежден, как все белые или черные, — ответил Чиун и вновь перешел на возвышенный тон. — И сказал тогда Мастер Синанджу этому несчастному: «Вставай, и я исцелю тебя. Ты познаешь свой разум и свои чувства. Ты будешь полной грудью вдыхать свежий воздух. Твое тело наполнится жизненной силой, какую не знал еще ни один белый.» И понял несчастный, что на него снизошла благодать, и сказал: «О, величественный старец, внушающий трепет, почему ты одариваешь столь щедрым даром такое ничтожное существо, как я?»

— Лучше выкинь это из головы, — посоветовал Римо. — У меня дела. Я скоро вернусь.

В конце лета Нэгз-Хед, Южная Каролина, мало чем отличался от раскаленной духовки. Окна проезжавших машин были наглухо закрыты, пассажиры спасались от жары с помощью кондиционеров. Прохожие, оказавшиеся на улице в этот душный, влажный день, плелись так, словно у них на ногах были пудовые гири.

Римо шел быстрой походкой. Он был чуть ниже шести футов ростом, довольно худой. В глаза бросались только широкие запястья. У него были заостренные черты лица и высокие скулы, которые оттеняли темные пронзительные глаза — по признанию некоторых женщин, от его взгляда у них сводило живот.

— Послушай, неужели ты не потеешь? — спросил его официант в закусочной, где Римо хотел разменять деньги.

— Только когда жарко.

— На улице сто пять градусов по Фаренгейту, — не унимался официант.

— В таком случае извините, забыл вовремя вспотеть, — ответил Римо. Вообще-то он знал, что потоотделение — это один из способов охладить перегревшееся тело, причем не самый эффективный. А самым эффективным было правильное дыхание, вот только люди не умеют правильно дышать и начинают следить за дыханием только тогда, когда замечают какие-то сбои в дыхательной системе. Правильное дыхание определяет ритм жизни и силу.