— Ты, мой юный друг, стоишь на ней обеими ногами, — сказал Гасовский. И повернулся к Нечаеву, вычерчивавшему кроки. — У тебя все готово?

— Почти.

Цветные овалы и полукружия густо лежали на толстой чертежной бумаге. Окопы, огневые точки, пулеметные гнезда… Нечаев приложил к бумаге линейку и провел карандашом жирную черту.

— А у тебя, Нечай, получается… Художественная картинка, — сказал Гасовский и выпрямился. — Ребятки, я забыл предупредить. Наведите глянец. Батя просил, чтобы мы все явились. Приведи, говорит, своих чертей…

Батей и Хозяином Гасовский называл командира полка.

— Всех? — удивился Костя Арабаджи. — А зачем?

— Наверно, наградить тебя хочет, — ответил Гасовский. — Тебе медаль или орден?

— Лучше орден, — Костя вздохнул и зажмурился, как бы ослепленный лучами Красной Звезды, которая возникла перед его глазами. Ему бы хоть одну звездочку!.. Красную, чтобы носить ее на малиновой суконке… Он представил себе, как разгуливает с орденом на фланелевке по Примбулю, как на него «с интересом» заглядываются девчата, и снова вздохнул, понимая, что этой мечте не так–то просто сбыться. Он, Костя, не был так наивен, чтобы предполагать, будто сам Михаил Иванович Калинин знает в Кремле о его подвигах. Да и то, какие же ото подвиги? Ну, ходил в разведку… Другие воевали не хуже.

Но он не был против того, чтобы и ему привалило счастье.

— Даю двадцать минут, — сказал Гасовский. — Стрижка, то да се. Эйн, цвей, дрей…

Сам он был чисто, до сизости выбрит, и его ботинки сияли.

Белая от пыли полуторка с расшатанными бортами стояла в ложбинке.

Усевшись рядом с шофером, Гасовский щелкнул крышкой портсигара и, не глядя, бросил папиросу в рот. Он явно кичился своим бравым видом, своей удачливостью. Планшетку он держал на коленях.

Мотор полуторки фыркал. В радиаторе булькала и хлюпала вода.

Когда полуторка выбралась на большак, шофер дал газ, и плоская степь завертелась под колесами.

Поначалу дорога была пуста. Но вот показался один грузовичок, второй, третий… Они шли навстречу. «Пополнение прибыло, — сказал шофер. — Из Севастополя».

На грузовиках сидели моряки в касках. В каждой кабине рядом с водителем виднелось курносое личико в синем берете.

Гасовский расправил плечи, приосанился. За те дни, которые он провел на передовой, из его памяти как–то выветрилось, что на свете есть девушки. Он и думать о них забыл. Но стоило ему увидеть первое курносое личико, как его снова «повело».

— Привет, сестричка!.. — крикнул он, высунувшись из кабины, какой–то черноглазой девчонке. — На чем прибыли?

— Здравствуй, братик. На «Ташкенте», — послышалось в ответ, и, прежде чем Гасовский нашелся что сказать, встречная машина пропала в облаке пыли.

Дорога снова опустела и мягко ложилась под колеса полуторки.

— Везет же людям, — с легким вздохом сказал Гасовскому шофер. — Приятно, когда рядом с тобой такая… Женщины, они как–то облагораживают…

— Это ты правильно заметил, — сказал Гасовский. — С ними веселее.

И умолк. Ему захотелось снова увидеть ту, черноглазую, и он тут же дал себе слово, что непременно разыщет ее, где бы она ни была.

От этой мысли он стал почему–то серьезным и до самого штаба уже не проронил ни слова.

Когда полуторка остановилась возле штаба, Гасовский спрыгнул на землю и подмигнул молоденькому вестовому, чтобы тот доложил Бате о том, что разведчики прибыли… Было рои но двенадцать.

Вестовой подкрутил светлые усики, казавшиеся приклеенными, и, нагнувшись к Гасовскому, доверительно сообщил, что Батя настроен миролюбиво. Паренек благоволил к Гасовскому.

Выслушав эту ценную информацию, Гасовский кивнул.

— За мной не пропадет, — сказал он, зная, что вестовой мечтает о трофейном парабеллуме.

Вестовой скрылся в дверях, чтобы через минуту снова появиться на крыльце и кивнуть Гасовскому, что можно идти. Он даже распахнул перед ним двери.

Полковник сидел не за столом, а на кровати, застланной цветастым крестьянским рядном. Лицо у него было доброе, заспанное.

— Что нового, лейтенант? — спросил он, потягиваясь. — Все живы–здоровы?

— Все, — ответил Гасовский. — Явились по вашему приказанию.

— Так, так… — Полковник поднялся и застегнул китель. — Пусть войдут.

Они остановились у двери.

— Садитесь, в ногах правды нет, — сказал им полковник. — Должно, умаялись?

Вдоль стены тянулась длинная деревянная лавка. Нечаев, Белкин, Костя Арабаджи и Сеня–Сенечка уселись рядышком. Только Гасовский продолжал стоять.

— Докладывай, лейтенант.

— Есть кое–что новенькое, — Гасовский открыл планшет.