— Идиот. Или влюбленный. — Людмила рассмеялась. Она продолжала смеяться, когда Римо вернулся на свое место.

— Отрадно видеть, что наконец-то вы поладили, — сказал Римо.

Людмила снова засмеялась. Чиун хмыкнул, отвернулся и стал через проход смотреть в иллюминатор.

Чуть позже в тот же день состоялись две важные встречи.

В Вашингтоне государственный секретарь стоял перед столом президента и ждал, пока Верховный Главнокомандующий страны скрепит несколько листков бумаги. Президент аккуратно расположил сшиватель у верхнего левого края стопки, придерживая его большим и средним пальцем левой руки. Он поднял правый кулак вровень со лбом и с силой ударил им по сшивателю.

И промазал.

Кулак упал на мирно лежащую левую руку. Сшиватель отлетел в сторону. Бумаги взметнулись вверх. Президент вздернул левую руку ко рту и принялся сосать ушибленные пальцы.

Он вздохнул, поднял глаза и тут вспомнил о государственном секретаре. Странно, почему-то он стоял посреди кабинета. Почему он не подойдет ближе к столу?

Он знаком пригласил госсекретаря подойти, и тот, опасливо поглядывая на сшиватель, медленно двинулся к столу.

— Что случилось? — спросил президент.

— Я только что вернулся с закрытого заседания сенатского комитета но международным делам, — сказал госсекретарь.

Он не говорил, а медленно, с хорошей артикуляцией произносил фразы, и это было похоже на то, как если бы он собирался излагать основы новой математической теории античным грекам.

— Ну и? — промычал президент, все еще держа пальцы левой руки во рту. Боль постепенно проходила. Если все обойдется, под ногтями не возникнут черные кровоподтеки.

— Они прознали, что мы каким-то образом одержали крупную победу в борьбе разведок на европейском театре. Ну и, естественно, они намереваются провести сенатское расследование случившегося.

— Мммммм, — продолжал сосать пальцы президент.

— Я сообщил им, что мне ничего не известно об этой победе и что, конечно же, мы не имели никакого отношении к ней, если такая победа действительно одержана.

— Мммммм, — сказал президент.

— Но мне не поверили. Они считают, что ваша администрация посягнула на прерогативы конгресса и ввергла себя в некую авантюру на поприще внешней разведки.

— Мммммм.

— Они собираются вызвать меня и директора ЦРУ для дачи показаний, возможно, в самые ближайшие дни.

— Мммммм. Это вполне логично.

— Не думаете ли вы, господин президент, что сейчас самое время рассказать мне, что же все-таки случилось в Европе?

Президент вытащил пальцы изо рта.

— Не думаю. Все, что вам известно, соответствует действительности. Соединенные Штаты не предприняли ровным счетом никаких действий по каналам своих правительственных служб, направленных на достижение результатов, которые, как предполагают в конгрессе, имели место в Европе. Придерживайтесь этой версии. Это правда.

Государственный секретарь кивнул, но вид у него был несчастный.

— Скажите, как, по вашему мнению, — продолжал президент, — конгресс действительно хочет, чтобы русские нас побили?

— Нет, господин президент, — сказал госсекретарь. — Но они льют воду на мельницу тех, кто этого желает.

— Кто же?

— Пресса. Молодежь. Радикалы. Все, кто ненавидит Америку по той причине, что, живя в этой стране, они имеют гораздо больше, чем того заслуживают.

Президент кивнул. Ему нравилось, когда государственный секретарь ударялся в философию. Госсекретарь подождал немного и пошел к выходу.

Его рука коснулась дверной ручки, когда президент его окликнул:

— Господин госсекретарь!

— Да, сэр?

— Мне эти люди уже порядком поднадоели. Я хочу, чтобы вы это знали. Если конгресс попытается устроить вам головомойку за это европейское дело…

— Да, сэр?

— … я их всех подвешу за яйца!

Государственный секретарь посмотрел президенту прямо в глаза, и тот ему подмигнул.

Другая важная встреча состоялась позже в тот же день за кулисами ночного клуба «Кристалл-отеля» в Лас-Вегасе, где мисс Джаканн Джюс — везде и всюду она фигурировала как «мисс Джаканн Джюс», хотя ей никогда, начиная с одиннадцатилетнего возраста, не грозила опасность быть принятой за мистера Джаканна Джюса — пыталась втолковать своему модельеру, почему ей не нравится покрой ее нового бюстгальтера.

— Слушай, я же собираюсь в финале тряхнуть своими сиськами. Было бы очень неплохо, если бы я еще смогла вынуть их из бюстгальтера. Но, черт побери, эта штука не открывается!