Выдержал паузу, ожидая реакции. За столом молчали, осмысливая его слова. А ведь действительно, постепенно начало доходить до присутствующих – это совсем не дружеская болтовня в начале уик-энда. Это более чем серьёзно: поворотный пункт если не в судьбах мировой цивилизации, то в их личных – точно. Удивительно, что сразу этого не поняли. Возможно, оттого, что слишком велика была инерция представления, будто «прошло уже время ужасных чудес». В широком смысле этого постулата.

– Хотелось бы уточнить, что ты понимаешь под «куда нужно»? Поконкретней бы, – осведомился Литератор.

Президент усмехнулся едва заметно.

– В случае нашего неправильного решения это не будет иметь принципиального значения. Шлиссельбург, кремлёвские подвалы или комфортабельные апартаменты в каком-нибудь другом мире. Уголок в яме для «невостребованных прахов» тоже не исключается.

– А ведь он прав, ребята, – сказал наконец Философ.

– Не зря ведь – вождь…

– Хорошо хоть – не «учитель», – кивнул Президент. – Итак?

Кое-как собрав разбегающиеся мысли, перешли к конструктивному обсуждению «предложенных обстоятельств».

Литератор подтвердил, что он принципиально согласен с данной «Александром» оценкой положения в стране и позиции Президента.

– Слишком мы все заморочились на пресловутой «стабильности», «поступательном развитии» и «общеевропейских ценностях». Сколько раз я уже спорил с вами на эти темы, и что? Получается, что я таки был больше прав. Чем вы…

– Сократическая школа, – кивнул Философ. – Преимущество софистики и интуитивного знания перед рациональным. Вся беда в том, что практикам приходится руководствоваться гораздо более вескими основаниями, чем интуиция одного человека, хотя бы и наделённого не только острым умом, но и ясновидением…

– «Но ясновидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах», – согласился Литератор. – А настоящая беда в том, что «власть предержащие», за редким исключением, остерегаются доверять собственной фантазии и интуиции. Тебе ведь на самом деле кажется, – обратился он непосредственно к Президенту, – что существует некий набор политических и экономических факторов, обозначающий для тебя «коридор возможностей», вроде как фарватер через минное поле. И ты не то чтобы боишься с него свернуть, ты просто находишься в плену догм и предрассудков. «Волки знают – нельзя за флажки».

– Интересно, как бы ты повёл себя на моем месте? – усмехнулся в ответ Президент. – Насколько мы все знаем, ты всегда, с комсомольских времён, открещивался от любой реальной, самостоятельной работы…

– Именно. Чем чище погон, тем чище совесть. Кроме того, для руководящей работы, что в СССР, что сейчас, нужен набор личностных качеств, которых я полностью лишён. В подробности вдаваться не будем, неподходящий момент, да вы их и так знаете. Но ты-то наделён ими в достаточной мере. Следовательно, вопрос лишь в том, чтобы верно уловить момент, когда и какие из них следует пустить в ход, не ограничиваясь в средствах. Нравственно всё, что ведёт к достижению цели. Была бы цель достойной… – Литератор непроизвольно начал впадать в назидательный тон, больно уж момент был провоцирующий.

– А кто это вправе определять? – осведомился Президент.

– В данном случае – ты, если уж наделён мандатом и облечён доверием. Я во многом согласен с твоими «собеседниками», «защитниками реальности». Ситуация с этой самой реальностью действительно непростая и требует неординарных мер. «Александр» упомянул про «синдром Павла Первого». Доля истины в его словах есть. Ты ведь действительно имеешь в виду… Пусть не табакерку в висок и шёлковый шарфик, но что-то вроде «бунта элит», переходящего в «последнюю и окончательную» российскую смуту. А «защитники» – не боятся. Иван Грозный не боялся, ввёл, когда счёл нужным, опричнину, Пётр, Александр Третий, Сталин, наконец… Да и Ельцин, уже на наших глазах. – В ответ на протестующий возглас одного из друзей Литератор примиряюще улыбнулся: – Только не будем о нравственных оценках. Для каждого времени они свои. Атомную бомбардировку Хиросимы большинство граждан антигитлеровской коалиции восприняли с чувством глубокого удовлетворения. Как в то же время мир рукоплескал победам Красной Армии. Через недолгое время точки зрения на указанные события кардинально поменялись. То же касается и всего остального. Часовой на посту стреляет без предупреждения по нарушителю охраняемой территории и получает награду, не вникая в обстоятельства и личность убитого. Но одновременно казнь по суду безусловного преступника вызывает такие протесты, что фактически отменена в «цивилизованных странах». А американцы плевать на мнение «общечеловеков» хотели, прошу заметить, и проводят «санитарные чистки» и у себя дома, и за его пределами, везде, где можно это делать безнаказанно…

– Мы, кажется, отвлеклись, – сказал Философ.

– Отнюдь, – не согласился Литератор. – Я подвожу вас к мысли, что позиция «защитников» пусть и несколько прямолинейна, но зато рациональна. Если у нас с вами есть какие-то цели и идеалы, нужно проводить их в жизнь решительно и бескомпромиссно. Или бросить вёсла и… Куда вынесет. Одним словом, я за то, чтобы принять помощь кандидатов в союзники. Лучше всего после переговоров создать какой-то совместный координирующий орган. Другого выхода я просто не вижу. Иначе, не исключаю, могу пойти на личную унию с этими ребятами. Если позовут…

Сказано было так, чтобы присутствующим стало ясно – хоть и шутит товарищ, но не так уж и шутит.

– Стоп, – пресёк слишком длинный монолог товарища Президент. – Брэйнсторминг так брэйнсторминг. Твоя позиция ясна. Кто присоединяется?

С теми или иными оговорками позицию Литератора разделило незначительное, но большинство. Категорически против были Финансист, Юрист и, что показалось удивительным, Контрразведчик. Резоны двух первых были ясны и во многом совпадали с точкой зрения Президента. Угроза краха кое-как отлаженной экономической системы, серьёзные проблемы с важнейшими зарубежными партнёрами, почти тотальный слом всей правоохранительной и правоприменительной системы и полная неясность, что удастся выстроить взамен и удастся ли вообще хоть что-нибудь при нынешнем внутреннем и международном положении. Запаса прочности у страны почти не осталось.