Проще говоря, ситуация мгновенно развернулась на сто восемьдесят градусов. И все предыдущие «дипломатические заготовки» потеряли смысл. Придётся импровизировать на ходу, или – прервать встречу, взять тайм-аут для консультаций.

– Хорошо, – ответил Президент после паузы. – Будем считать – сейчас я выступаю фактически как частное лицо. И, похоже, совершаю очередную глупость, поддавшись вашим… Вашим…

– Фокусам, вы хотите сказать, – помогла ему леди Спенсер. – Или, если угодно, – «чарам». Скажите ещё – «провокациям». Каждое слово будет по-своему верным. Я прямо-таки и не знаю, чем вас убедить. Что бы я ни говорила, вы заведомо настроены негативно и приложите все душевные силы, чтобы сохранить в неприкосновенности свои предрассудки и то, что вы называете «здравым смыслом». Вот разве что… Это запрещённый приём, но – другого выхода просто нет! Подзовите сюда человека, здравомыслию которого вы наиболее доверяете. Я не хочу говорить без свидетелей, иначе любые мои слова вы истолкуете в прежнем ключе.

Президент огляделся. Ближе всех к нему находился Журналист. Что ж, его здравомыслию он действительно доверял. А также чутью, политическому и, так сказать, общечеловеческому.

– Толя, можно тебя на минуточку?

Журналист подошёл, выражая на лице искреннюю радость по случаю представившейся возможности лично приложиться к ручке роковой (такое определение мелькнуло у него в мыслях) красавицы, за каждым жестом и словом которой он наблюдал с первой секунды её здесь появления. Можно сказать и больше – он эту Сильвию уже целый час физиологически вожделел, безуспешно пытаясь убедить себя, что смешно в его возрасте так реагировать… Да и на что? Кокетства ноль, тело полностью прикрыто, хотя очертания фигуры, стройность ног, грация пантеры способны возбуждать не меньше, чем пляжное бикини, даже и топлес… Но здесь, скорее, дело в мимике, глазах, интонациях. Так какая в них должна быть эротическая сила?

– Видите ли, Анатолий, – она улыбнулась до невероятности лучезарно и интригующе, – ваш друг позволил себе усомниться в моей искренности и правдивости…

– Да как можно?! – едва не ужаснулся Журналист, одновременно незаметно подмигивая Президенту невидимым Сильвией глазом: я, мол, сыграю как надо, не сомневайся, пусть пока и не знаю, в чём моя роль должна заключаться…

– Видите – можно. Ваше общество, не здесь присутствующие, а вообще, в глобальном смысле, слишком уж успешно прогрессирует. В процессе этого «прогресса» отказалось от понятий чести и благородства в пользу так называемой «политкорректности». У нас совершенно невозможно усомниться в честном слове человека своего круга, тем более – титулованной дамы. У вас же, как я неоднократно имела возможность убедиться, всё наоборот. Неприлично говорить правду, если она способна причинить малейший дискомфорт. Даже в делах государственной важности.

При этих словах лицо Сильвии приобрело выражение надменное и почти угрожающее.

– Вы не так меня поняли… – Президент ещё недостаточно долго занимал свой пост, чтобы полностью утратить способность к естественным человеческим реакциям.

– Так, так, – отмахнулась Сильвия. – И за это будете наказаны. На глазах своего друга. Я не мужчина, к сожалению, на дуэль не вызову, но и меня нельзя обижать безнаказанно.

Никто не успел сообразить, как именно следует реагировать на эти слова, прозвучавшие отнюдь не шутливо.

«Чёрт её знает, – мелькнуло у Журналиста. – Вдруг всё подстроено, и она сейчас выхватит пистолет, а то и замкнёт контакт пояса…»

Но обе руки Сильвии были на виду, она вертела в пальцах тонкий золотой портсигар, на крышке которого вспыхивала водопадами искр драгоценная монограмма.

– Я закурю, – сказала она совершенно другим, мягким, чуть ли не просительным тоном, щёлкая рубиновой кнопкой. И явственно подмигнула Журналисту. Он машинально сунул руку в карман за зажигалкой.

…Сильвия уже поняла – никакими словесными доводами ей не удастся убедить Президента в истинности своих слов, и личное присутствие Олега ничего не меняло. По крайней мере – сегодня. Если человек зациклен на какой-то идее, в данном случае идее против него направленной мистификации, то переубедить его так же трудно, как шизофреника в нелепости его бреда. Иногда, правда, помогает нечто вроде электрошока.

Значит, его и надо использовать. Не в буквальном, конечно, смысле. Просто – устроить небольшую демонстрацию. Приём был стандартный, требующий минимальной предварительной настройки блок-универсала. Таким же образом она однажды перебросила Новикова из своего английского поместья на Таорэру. Сегодня процедура была гораздо проще, дистанция не десятки парсек, а столько же километров, и без какого-либо межвременного смещения. Переместиться нужно в синхрон аналогичной реальности, через барьер толщиной в несколько хроноквантов. Не сложнее, чем переход из комнаты в комнату на Столешниковом.

Сильвия заранее выставила координаты, всего лишь двухметровый радиус захвата, достаточный, чтобы в зоне переноса оказались только они трое. Нажала рубиновую кнопку защёлки.

Проморгавшись после ослепительной вспышки тьмы, Президент с Журналистом увидели, что они стоят не на зелёной, тщательно подстриженной лужайке, а на диабазовой брусчатке Красной площади рядом с собором Василия Блаженного. Место было выбрано так удачно, что их появление в затенённой нише храмового цоколя никто не заметил. А если кто-то из проходивших вдалеке, вдоль фасада ГУМа (то есть здесь – Верхних торговых рядов), москвичей или гостей столицы и взглянул случайно именно в этот момент в их сторону, наверняка подумал, что женщина и двое мужчин только что вышли из-за ближнего угла.

– Всё нормально? – заботливо спросила Сильвия у Президента и его друга. – Не тошнит?

Те вертели головами в полном ошеломлении. Переход из мира в мир не вызвал у них неприятных физических ощущений, да и психологический шок пока не случился. Слишком всё произошло внезапно.

– Это что было? – первым раскрыл рот Журналист.

Президент нашёл в себе силы сохранить положенную должностью выдержку.

– Это то, о чём я и говорила. Нельзя настолько не верить даме и союзнику. В противном случае рискуете оказаться в неудобном положении. Ладно, извинений я от вас не потребую, вы и так достаточно наказаны. Видите ли, Анатолий, – через Журналиста доносить до Президента свои слова и эмоции ей казалось правильнее в смысле субординации. Кроме того, она знала об обрушившемся на мужчину приступе почти детского эротического восторга, как у школьника, подсмотревшего, как раздевается за кустами на пляже его первая любовь. Сильвии не составило труда вызвать у Журналиста подобную реакцию: ей нужен был человек, который, пережив такое, и впредь будет подсознательно поддерживать её, а не чью-либо другую точку зрения и в далёких от личных симпатий и антипатий вопросах.