Шрифт:
— Даже так?
— Вы трудитесь с инквизицией, мэтр, — улыбнулся брат Михаил. — А у нас очень широкие возможности. Насмотрелись? Вернемся в обитель. Слышите, звонят? Время вечерней трапезы, а после я постараюсь ввести вас в курс дела. Дело, замечу, сложнейшее — аналогов не упомню… Ну так что, я вас купил?
— Купили, ваше преподобие, — признал Рауль. — Я с вами.
Глава вторая
В которой происходит чудесное исцеление от женского бесплодия, у Рауля появляется запретная книга, а домовой по имени Инурри пьет бургундское вино
Аррас, графство Артуа.
15–25 февраля 1348 года.
Ночевка в монастыре отдохновения не принесла — дормитории не отапливались, в келье холодно, тонкое одеяло от сквозняков не спасает. Да и как заснешь после эдаких невероятных новостей?..
Дважды в ночи слышался стенающий вой, приглушенный толстыми стенами Речной башни и общежития братьев–доминиканцев — устрашающее нечто выказывало недовольство заточением. Безвестная тварь, заместившая душу умершего человека и захватившая его тленное тело, ныла и причитала, словно требуя освободить ее от оков плоти.
Михаил Овернский на обратном пути из башни в обитель рассказал, что вчера опыта ради пальнул в мертвеца из самострела, тяжелый стальной болт прошел навылет, не причинив страшилищу самомалейшего вреда. Похоже, избавиться от ожившего кошмара можно будет единственным способом: сжечь. Но сначала все–таки необходимо выяснить, что же оно такое и откуда взялось…
— Это невыносимо, — продрогший мэтр Ознар отбросил серую фланель и поднялся с жесткого ложа. При свете чахлой свечки нашарил сапоги, валявшиеся на заиндевевшем каменном полу. Только что колокол собора отбил час Бдения, следовательно полночь давно миновала. — Достаточно один раз остановиться в монастыре, чтобы навсегда почувствовать отвращение к постригу, как способу спасти душу…
Согреться можно было только в поварне, а это соседнее здание. Хочешь не хочешь, а придется вылезать на мороз.
Страдания в неудобной келье были щедро вознаграждены — огромная кухня озарялась пламенем сразу пяти очагов. Завтрак подают в трапезную после Утрени, сейчас два десятка служек крошили репу, листья салата, редиску и морковь, чистили рыбу, старшие повара из числа монахов возились с битой птицей и свиными окороками: наступал скоромный день, разрешено вкушать мясо.
— Да вы синий весь, сударь, — констатировал очевидное начальствующий над поварней брат Чезаре из Шатийона. — Садитесь к огню… Эй, Люка! Горячего вина с медом господину! Шевелись, бестолочь!
Седой Люка принес кружку — классический типаж монастырского слуги, явно из холопов, всю жизнь прожил при обители, угождая благочестивой братии. Обычные крестьяне принадлежащие ордену могли ему только завидовать: всегда сыт, одет, крыша над головой.
— Скверная ночка, — гудел дородный брат Чезаре, одновременно потроша утку. — Звонарь приходил перекусить остатками вчерашней трапезы, сказал, что с колокольни видел сполохи молний на севере — дурной знак, гроза зимой…
— На каждом шагу дурные знаки, — просипел Рауль, сжимая в ладонях кружку. Озноб прекратился, по жилам разливался приятный жар, переданный вскипяченным сладким бургундским, куда щедро добавили не только мед, но и цедру с драгоценной корицей. Изобильно живут последователи святого Доминика. — Еще вой этот жуткий…
— О Речной башне братьям говорить запрещено, — понизил голос повар. — Лучше вот отведайте пирога с яблоками и мочеными ягодами, еще теплый…
Запрещено? Все правильно, Михаил предупреждал, что пустословство и болтовщина касательно хода расследования будут пресекаться самыми строгими мерами — сведения о деле не должны утечь за стены коллегиаты! Людям и так страшно.
Рауль лишь кивнул и замолчал. Было о чем поразмыслить.
* * *
…Итак, Тьерри де Го, он же брат Михаил, принявший сан и инвеституру в Сен–Дье д’Овернь четырнадцать лет тому. Кто же он на самом деле?
Известно, что учрежденный папой Иннокентием III в 1215 году Inquisitio Haereticae Pravitatis Sanctum Officium — «Святой Отдел расследований еретической греховности», — изначально предназначался для защиты Матери Церкви и паствы от злостных и сознательных отступлений от догматов веры.
В те времена процветало альбигойство охватившее весь юг Франции и проникшее в Италию, процветали манихеи, донатисты, богомилы и еще десятки лжеучений — распространявшееся зловоние ереси д'oлжно было искоренить любыми методами! Меньше чем за столетие инквизиция остановила казавшуюся всесокрушающей волну умственной проказы, разгромив катаров Лангедока, «апостольских братьев» ересиарха Дольчино и многие другие культы. Но оставалась иная опасность, ничуть не менее, а скорее и более зримая и вещественная.
Священный Трибунал занимался не только диспутами с отступниками, возвращением паршивых овец в стадо и борьбой с греховным вольномыслием — в этой области трудились интеллектуалы–богословы, способные переспорить и переубедить хоть самого дьявола. Кроме «гниения разума» существовала вполне материальная угроза — вредоносное колдовство, реликты казалось бы давно исчезнувшего язычества, выражавшиеся в уцелевших с незапамятных времен кровавых культах, и, разумеется, чудовища — обладающие плотью и кровью создания, о которых к ночи лучше не упоминать.