Шрифт:
— Звенья одной цепи, — повторил Рауль, пытаясь отдышаться. — Господи… Мое сновидение о часовне в Бребьере, бывшем замке ордена! Блудница из Магдалы в образе Моровой Девы! Но какая связь?
— Думайте! Головоломка начинает складываться, а? — хищно осклабился преподобный. — Признаюсь: о Дорогах я слышал и раньше — не поверите, читал в материалах следствия по делу Тампля. Храмовники были посвящены в древний секрет Дорог. Позже расскажу… Жак, выведи нас наверх! Боюсь, сегодня отдыхать нам не придется. След настолько отчетливый, что потерять его будет невозможно при всем желании!
Глава седьмая
В которой всадник Смерть разъезжает по городам Франции, король Филипп де Валуа смотрит на Нельскую башню, а мэтр Ознар проявляет неплохие знания в области хирургии
Аррас, графство Артуа.
15–17 марта 1348 года.
Кловис из Леклюза по прозвищу «Chabot» — «Бычок», справедливо считался в деревне человеком везучим и зажиточным.
Перво–наперво надо упомянуть, что родился Кловис по «праву первой ночи» — мать его, Нантильда, по юным летам была диво как хороша, чем и привлекла внимание тогдашнего сеньора Ванкура, тоже мужчины видного и, как полагается воину, могучего, в отличие от частенько недоедавших слабосильных холопов.
Бычок унаследовал стать благородного отца вкупе с норманнской природной удачливостью, из чего следует во–вторых: счастье Кловису сопутствовало. Выкупился у господина, выйдя из серважа и став лично–свободным вилланом, к двадцати семи годам обзавелся одиннадцатью детишками из коих (удивительное дело!) ни единый не умер, держал богатый двор — полдюжины коров, гурт овец, гусей. Нанял троих крестьян, пособлять по хозяйству.
Вышло так, что поутру 15 марта именно Бычку пришлось ехать в город с сеном и молоком на продажу: жену в Аррас не пошлешь, старшие сыновья заняты со скотиной, а Пьер–Луи, самый разумный из помощников, прихворнул. На раму с полозьями нагрузили тюки с просушенным клевером, тимофеевкой и овсяницей, пристроили кувшины с парным молоком, впрягли лошадку и Кловис вывернув с проселка на Камбрайский тракт неспешно направился к столице графства — благо недалеко, меньше десяти латинских миль.
Меж всхолмьями ползли нежно–голубые струи позёмного тумана. Верный признак — оттепель скоро не жди. Работающие на земле давно заметили, что зимы становятся студенее, а лето короче, похолодание началось лет тридцать назад, вызвав лютый голод 1315–1317 годов [28] , когда вымерзли три подряд урожая и много людей умерло, особенно в городах. Сеять теперь приходится позже, в конце апреля, и хорошо, если соберешь урожай перед наступлением первых заморозков, случающихся уже в августе.
28
«Малый ледниковый период» продолжавшийся с начала 1300–х по 1700–е годы по мнению исследователей был вызван замедлением течения Гольфстрима.
Сани уверенно катились по наезженной дороге, подсвеченной восходящим солнцем. Час ранний, не заметно ни всадников, ни других повозок. Впрочем…
Кловис постепенно нагонял здоровущего чубарого коня. Масть приметная, белая с черными пятнами. Идет ленивым шагом, под седлом. В седле наездник — одет добротно, при меховом плаще и бархатном шапероне, клинок на поясе. Благородный. Наклонился к самой гриве, левая рука с поводьями на колене, правая безвольно повисла.
Заснул он, что ли? Сверзится на обледенелую дорогу — расшибется.
— Мессир! А мессир? — позвал Бычок, поравнявшись с всадником. Перегородил путь санями, заставляя чубарого остановиться. — Тпр–ру, зараза! Сударь, слышите меня?
Сударь не без труда поднял голову и воззрился на Кловиса мутными синими глазами. Рожа отекшая и багровая — страсть. Перепил ввечеру? Да кто после попойки в путь отправляется?
Тут всадник начал сползать с седла — Бычок едва успел спрыгнуть с хлипких козел саней и подхватить его милость. Тяжеленький, однако.
Нет, он не пьян. Болен. От благородного так и пыхнуло жаром — лихорадка.
— Pestis, nec dubium est, — прохрипел незнакомец. — Ite meae, boni viri… Exi…
— Не разумею, что вы говорите, — помотал головой Кловис, пускай и догадался, что глаголет мессир по–латыни, словно приходской кюре. — Эк вас угораздило, сударь.
— Ухо… ди… — через силу выдавил владелец чубарого на французском. — Сгинь… Господи, как не повезло…
— Скажете тоже, «уходи», — пробормотал под нос Бычок, соображая, как поступить.
Вводил в искушение солидный кошель на поясе дворянина: деньги забрать, самого оттащить в придорожные кусты, чтобы никто не нашел, сам умрет. Нет, нельзя — смертный неискупимый грех! Вдобавок, если дело откроется, не миновать эшафота в Аррасе, графский суд с простецом церемониться не станет. С живого кожу сдерут, как с разбойника Одвульфа три года тому.
Христос заповедовал помогать ближнему — глядишь, его милость потом отблагодарит серебром! Потому Бычок, покряхтев, взгромоздил болящего на тюки, а повод господского коня прикрутил к саням. Отвезти в город, пристроить в обитель францисканцев — у монахов хорошая лечебница.
О том, что в этот самый момент фортуна раз и навсегда отвернулась от Кловиса из Леклюза таковой не подозревал, но добрым поступком спас свою душу.
— Сharrette de foin, — неожиданно внятно сказал неизвестный. — Воз с сеном… Как тогда… Знак.