Под металлической балкой, вцепившись лапами в желобки, связкой бананов висели летучие мыши. Одна из них оторвалась, словно плод, и, так и не проснувшись, мягким комочком стукнулась о пол. Поднялись писк и резкие крики.

…Наконец мне удалось найти толстую металлическую рейку. Дверь подалась с болезненным скрежетом, и я чуть не влетел головой вперед в новый зал. Он был примерно таких же размеров, как и тот, что остался за спиной. К балке точно так же, связкой, прилепились нетопыри. Только не было ни одного отверстия, сквозь которое проникал бы свет.

Это была конечная остановка в маршруте. Тут темнели два бетонных колодца, залитых водой, но ни щели, ни второй двери. Я находился где–то совсем близко от затона, возможно, в одном из отсеков той приземистой башни, которая смотрела амбразурами на стоявшие в порту суда.

И снова на внутренней стороне двери я заметил рукоять с кольцом и мордой быка! Над рукоятью с трудом можно было разобрать сделанную мелом надпись: «Wir… gehen… kommen wieder…» «Уходим, но вернемся» — примерно так следовало перевести эту полустертую фразу. Была еще непонятная подпись–закорючка и дата: «21… 1945…»

Посветил в бетонный колодец — на темной, зеленой воде плавали щепки. Интересно, как они уходили — те, кто собирался вернуться?

Еще раз прошелся вдоль стены. Снова раздался негодующий писк. Рука с фонарем замерла, едва луч коснулся темной грозди. Летучие мыши… Почему я сразу не подумал об этом? Ведь они целой колонией гнездятся в закрытом помещении!

Здесь ни одного отверстия, а дверь была заперта. Как очутились в этом зале нетопыри? Причем обжились они давно — пол под железной балкой был покрыт слоем помета.

Единственное объяснение: еще недавно дверь была отворена. Совсем недавно, иначе нетопыри могли подохнуть, лишенные доступа свежего воздуха и пищи. Сейчас не время зимнего анабиоза. Кто–то прикрыл дверь. С внутренней стороны! Кто–то ушел из комнаты, где не было даже щели, куда могла бы протиснуться летучая мышь. Значит, человек ушел под воду, в бетонный колодец. Он знал кратчайший выход отсюда. Выход к пирсу…

12

— Ишь ты! — сказала сторожиха. — Живой! Как там, товарищ инспектор?

— Форт в неплохом состоянии, — ответил я, счищая грязь и кирпичную пыль.

— Стережем!

— Скажите, больше в форт никак нельзя пройти, только через эти ворота?

— Есть ходы! — махнула рукой бабка. — Ребятишки иной раз лазают прямо с улицы. А то и пьяный какой ночевать заберется. За всем не уследишь. Одна на весь форт!

Подводные и подземные изыскания порядком измотали меня, ноги подгибались, поэтому, увидев неподалеку от готических башенок форта закусочную «Стадион», я остановился, как та ученая лошадь, которая никогда не проезжала мимо трактира.

«Стадион» славился пивом — бочки доставляли прямо из заводских подвалов. В остальном это была ничем не примечательная закусочная: крытые пластиком столики, металл, — стекло, сверкающий и бездействующий «Эспрессо».

Официантка принесла пиво в запотевшей кружке. Кругом шумела бойкая клиентура. В этой закусочной, по словам Шиковца, Юрский впервые встретился с Маврухиным. Здесь же Копосев засвидетельствовал свое алиби. В двадцать два сорок пять, в день убийства, его видели за столиком.

На последнюю мелочь я заказал еще кружку пива. Сквозь застекленную, с узкими металлическими переплетами стену закусочной были хорошо видны стрельчатые готические башенки над воротами форта. Отсюда до крепости сотня шагов.

А сколько до причалов?.. Собственно говоря, ответ на этот вопрос и служил обоснованием для алиби. Убийство, по всем нашим расчетам и данным экспертизы, произошло в десять сорок пять вечера. Допускалось отклонение в плюс–минус пятнадцать минут.

Это отклонение не мешало признать алиби Копосева. Единственный путь к стоянке «Онеги» и «Ладоги» лежит через главные портовые ворота, и преодолеть его за четверть часа невозможно, даже будучи профессиональным бегуном.

Но теперь–то я знал, что мог существовать и второй, гораздо более короткий путь: через форт и бетонные колодцы. Не исключено, что подготовленный человек способен, покинув причал, через семь–десять минут очутиться близ «Стадиона».

Конечно, это сопряжено со многими трудностями. И все–таки алиби уже нельзя считать чистым. Нужна дополнительная проверка. Но как ее устроить?

Нам не известно с достаточной точностью время убийства. Четверть часа — допуск небольшой, и в ином деле он не играл бы роли. Но сейчас он мог стать тем самым неправильно положенным кирпичиком, из–за которого рушится все здание.