— Кринолин? На ходу?

Когда–то в пароходстве проводили опыты с мощными подвесными моторами и для этой цели к корме «Онеги» приварили площадку из металлических брусьев — кринолин. Она нависала над водой, словно козырек, поддерживаемая кронштейнами. По кронштейнам купальщики забирались на теплоход. Но не на ходу, разумеется. Гребной винт режет, как нож.

— Хорошо. Я попробую.

— Нет уж, — сказал мне Леша. — Я помельче, полегче. И руки больно чешутся. Этот паразит, который жрал за одним столом гречневую кашу… И за Машутку…

— Эх, надо бы сразу! — снова крикнул Валера.

— Потому–то и не пойдете, что «сразу», — сказал Кэп. — Валяй! — Он тронул меня за плечо. — И будь осторожен. Мы с Лешей подержим веревку. Ты, Ленчик, с Прошкусом выламывай дверцу. Табуреткой лупите. Надо отвлечь…

Растерянность прошла, мы были готовы к бою.

Я вывалился из иллюминатора и повис — пальцы ног чиркали по плотной, бешено несущейся воде. Леша привязал к спасательному жилету ружье для подводной охоты, а к ремню подцепил нож.

— Когда окажешься у кормы, травить перестанем, — сказал он.

— Постой! — отстранил его Иван Захарович. — Слушай, Чернов, если не вылезешь на корму, попробуй накинуть веревку на винт. Может, остановим хоть.

Они отпустили веревку. Глотнув воды, я тут же выскочил на поверхность. Струя держала, как будто на шершавой ладони. В ноздри и рот била вода, не давая дышать.

Кэп и Леша постепенно отпускали веревку. Я как бы сползал к корме вдоль железной обшивки. Рвало одежду. Ссадины горели от соленой влаги.

Где–то на середине несколько раз ударило о борт и чуть не утопило. Из носового кубрика за мной уже не могли следить. Но Кэп заранее отмерил веревку, чтобы притормозить, когда я окажусь у кормы.

Вот и кринолин. Он перечеркнул небо широкой решеткой. Рядом толстый, как рельс, кронштейн, который был приварен к корме чуть ниже ватерлинии и наклонно уходил вверх, поддерживая кринолин.

Вода бурлила здесь, как в котле, стоял рев.

Я кое–как ухватился за кронштейн и попытался влезть, но не смог. Видно, ослабел. Сердце ходило в грудной клетке, как язык колокола. Тяжко стучало в ребра.

Держась обеими руками за кронштейн, несколько раз глубоко вздохнул… Нога снова соскользнула. Все повторялось, как в дурном сне. Вода мотала меня, то отталкивала, то тянула к винту, дизельная гарь душила едкой хваткой, а рев подавлял волю.

Наконец удалось подтянуться и выбраться из воды. Я привстал, согнувшись, в треугольнике, образуемом кронштейном, кормой и кринолином. Равновесие было шатким.

Сумею ли пролезть между брусьями? Взобраться на корму не просто. В этот момент я буду представлять отличную мишень, и если механик даст очередь, все старания пойдут к чертям собачьим. Надо попробовать остановить теплоход.

Я обрезал веревку и дернул ее два раза, давая знать в носовой кубрик. Капитан отпустил еще с десяток метров, и я намотал веревку на руку. Потом, как можно сильнее упираясь спиной, чтоб не свалиться, достал с кринолина удилище. Здесь, к счастью, всегда лежали удилища, привязанные к брусу шпагатом.

Остальное было делом несложным. С помощью удилища я опустил веревочную петлю в воду, к винту.

Веревка рванулась, чуть не столкнув меня в воду, и бешеной змеей заскользила от носового кубрика к корме, наматываясь, как нитка на катушку.

Теплоход задрожал от биения гребного вала. Затем в воде мелькнули какие–то обрывки сетей, мотки проволоки — все, что ребята обнаружили в носовом кубрике и привязали к концу.

«Онега» дернулась, дизель заглушили. Теплоход скользил теперь по инерции, все медленнее.

Наверху послышались шаги. Механик направлялся к корме, чтобы взглянуть, что случилось с винтом. В железную дверцу на носу уже отчаянно колотили.

Я проверил, хорошо ли вставлен гарпун в ружье. Если механик пойдет к корме… Но нет… Пусть лучше не подходит. Я не смогу первым нажать на спуск. Не так–то это просто — выстрелить в человека.

Он–то сможет!

В дверцу носового кубрика колотили все сильнее. Механик куда–то исчез. Надо было решаться.

Я пролез, царапая плечи, сквозь брусья кринолина. Теперь решетка сдавливала мне грудь под мышками. Попытался подтянуться, чтобы выбраться наверх. И застыл на миг, увидев механика совсем близко, в нескольких шагах.

Он стоял на палубе, повернувшись ко мне боком, в мокрой тельняшке, и смотрел на залив. Машинально и я повернул голову и увидел яхту.

Бесшумно, со слабо наполненным парусом, яхта выходила из дождя. Машутку я узнал сразу — даже грубая штормовка с капюшоном не могла скрыть изящества тонкой, легкой фигурки. Бросив румпель, она махала, отчаянно махала рукой.