— Вообще-то он фермер… — Таран уже начал беспокоиться.

— Это он вам сам сказал? — прищурился Птицын.

— Просто я у него был на ферме.

— Батрачили?

— Нет, я там прятался… — И Таран, ощущая явное недоверие Генриха Михайловича, взялся рассказывать всю свою историю, начиная с нападения на «лже-Крылова» и кончая своим появлением у Веретенниковой. При этом он старался рассказывать только то, что сам знал наверняка и видел собственными глазами. Все догадки и домыслы оставлял при себе. В них недолго было и самому запутаться, и других запутать. Хотя, честно говоря, особых надежд на помощь этого самого Генриха Юрка не питал. Что эти самые частные охранники могут? Во-первых, они сами немало смахивают на бандитов, а во-вторых, видно по внешности — контора небогатая. Жора и Седой смотрелись куда респектабельней.

Удивительно, но, несмотря на всю серьезность ситуации, Тарану не было страшно. То ли подсознание подсказывало, что, несмотря на суровый внешний вид и подозрительность, Генрих Птицын (Юрку так и подмывало назвать его «Генрихом-Птицеловом») вполне добрый и хороший человек, то ли просто Таран столько всего натерпелся за эти дни, что уже разучился бояться.

Про Генриха-Птицелова Юрка на уроке в школе когда-то слышал, а может, в книжке где-то читал. Помнил только, что был такой король и что правил он в средние века, а вот где — в Англии, Франции или Германии — уже позабыл. Но к Птицыну здорово подходила такая кликуха, во-первых, из-за фамилии, а во-вторых, Таран все время чувствовал в нем охотника, который на Юрку — маленькую, но очень гордую птичку — силки расставляет. Чувствовал, но все равно не боялся. Потому что говорил правду.

Птицын Тарана слушал внимательно и почти не перебивал. Лишь пару раз, может быть, кое-что уточнял. Например, попросил поподробнее описать, как выглядел Валентин Крылов. Потом почему-то поинтересовался аптечкой, которую Юрка сразу же достал из кармана и положил ему на стол. Генрих-Птицелов открыл коробочку, вынул один тюбик, рассмотрел и положил обратно.

Когда наконец долгое повествование Тарана было закончено, он спросил:

— Ничего больше не хотите добавить?

— Вроде больше нечего… — пожал плечами Юрка.

— Вы девушке, от которой сегодня звонили, ничего не рассказывали?

Вот оно что… Но Таран врать не стал:

— Рассказал. Как ей объяснить было, что я пришел с автоматом и с дозами? Сказал…

— Плохо! — произнес Генрих Михайлович. — Не пожалели вы ее! Конечно, может быть, она и получше, чем ваша первая любовь, но от опасности проболтаться женский пол никем не застрахован. Это раз. А во-вторых, те, кто вас сейчас ищет, наверняка до нее доберутся. Допрашивают они жестоко. То, что вы рассказывали насчет беседы на складе, — семечки.

— Я ее предупредил… — произнес Юрка. Вот теперь ему стало страшно. Потому что он чуял, что этот Генрих вовсе не о Надькином здоровье заботится, а прикидывает, может ли от нее потянуться ниточка, которая приведет сюда, в «Анта рес». И соответственно, ежели что… Даже думать об этом не хотелось. Получалось, что Таран Надьку подставил. И, пожалуй, похуже, чем Даша — его самого.

— Это детский лепет, молодой человек! — нахмурился Генрих-Птицелов. — В серьезные дела ввязались, а соображаете на уровне пятиклассника. Хотя знаете, что вам лично сейчас грозит. И наверное, догадываетесь, что, принеся сюда все эти вещи, вы мне тоже немалые хлопоты доставите. Между прочим, этот кейс может быть вовсе не тем, который оставил Душину Крылов. Такая идея вам в голову не приходила?

— Не-ет… А каким?

— А таким, в котором мина заложена. Если, допустим, ваш разговор в подполе подслушали и узнали о том, где лежит кейс, а заодно о том, что Душин вас с этим кейсом направил ко мне, то могли быстренько вынуть содержимое и вместо него подложить десяток тротиловых шашек с каким-нибудь простеньким взрывателем. А потом дать вам уйти специально для того, чтоб вы этот кейс принесли сюда, мне на стол.

— Нас никто не мог подслушать! — убежденно сказал Юрка. — Им не до того было. Жорина братва наехала. И потом, тот, кто оставался в кухне, — погиб. Ну и насчет тротила — сомневаюсь я, что они загодя могли его запасти.

— Допустим, — кивнул Птицелов, и глаза его потеплели. — И все же у меня остается насчет вас и вашей последней девушки очень много сомнений. Прежде всего: что с вами делать? Понимаете, наверное, что домой пока дороги нет?

— Конечно. Я еще тогда, когда мы со склада удрали, сообразил. Там найдут, точно. Я только на вас и надеялся…

— Я не Бог. Единственное, что могу предложить вам сейчас, — это уехать из города в одно малоизвестное публике место. Условия жизни — как в армии, может быть, лучше по части кормежки и без «дедовства». Но зато — ни увольнений, ни самоволок. И дисциплина просто железная. Рассчитанная не на детей, а на взрослых людей, которые знают, что делают, и понимают, насколько все это серьезно. И если со всем откровенно — я сильно рискую, предлагая вам этот выход.

— Вы мне не верите? — напрямую спросил Таран.

— Я бы так не сказал. Все, что я от вас услышал, в общем, располагает к доверию. То, что вы мне принесли, — требует обстоятельного изучения. Поскольку вы чемодан не открывали, то даже не знаете, что конкретно там лежит. Насчет бомбы, конечно, я скорее пошутил, чем говорил всерьез, но те документы, которые там находятся, могут быть и туфтой. А туфта может иметь разное происхождение и разное предназначение. Одно дело — если ее подсунули самому Крылову, другое — если пытаются через вас подсунуть мне. Так что все это, как и вашу личность, мы будем обстоятельно проверять. Так что думайте получше. Если согласитесь на мои условия — ходу назад не будет.