Но, оставаясь европейской, она уже не могла сохранить себя в этом режиме к концу ХХ столетия - в условиях вступления христианской цивилизации в новую эру.

На долю Горбачева выпало понять это. И он предложил правильный, единственно возможный выход - включить страну в наиболее перспективное русло современного мирового развития, отказаться от «особности», противопоставлявшей ее Западу, который оставался главным очагом этого развития.

Для этого надо было преодолеть тоталитарное прошлое. Как - вот главная миссия «Перестройки». Горбачев попытался реформировать советский, по сути, тоталитарный строй. Но оказалось, что он не поддается реформированию. И в 1990 году это выявилось со всей очевидностью.

Реформировать - значит действовать эволюционно, отказаться от революционно­насильственных методов, которые не только дискредитировали и загубили в конце концов высокие идеи Великой революции 1917 года, но и завели страну в тупик.

Не мог Горбачев прибегнуть к таким методам также и по моральным соображениям, по своему духовному складу. Будь он другим по натуре, таким, как его предшественники и коллеги, он бы вообще и не отважился начать «Перестройку».

Вот тут-то и образовалось трагическое противоречие между целями и средствами. Очистить общество (советское, российское, русское общество!) от сталинского наследия и навязать ему новые законы жизни можно было только через революцию, сравнимую по размаху и мощи с Октябрьской.

Однако, чтобы ее совершить, у нации (и у Горбачева как лидера, который для этого должен был располагать соответствующей социально-политической массовой «армией»), не было ни сил, ни возможностей. А путь медленного изживания тоталитаризма с использованием к тому же сложившихся при нем кадров, органов, «правил игры», средств и методов привел к развалу государства и в конце концов к исчезновению страны.

1990 год - как заметил читатель - заполнен лихорадочными попытками Горбачева мобилизовать средства - общественные и материальные - для продолжения и закрепления преобразований.

Углубляя главную свою ошибку, он не жалел усилий, чтобы заставить партию служить делу перестройки. И это - несмотря на все срывы, неудачи и разочарования, которые ему преподносили каждый Пленум ЦК, почти каждое заседание Политбюро, каждая встреча с партийными «генералами». Партия в этот год стремительно превращалась в открытого врага преобразований по-горбачевски. И особенно это бросалось в глаза в верхних ее эшелонах - в Политбюро, в Центральном Комитете, в аппаратах всех уровней, в обкомах.

Перетягивание Горбачевым авторитета высшей власти от Политбюро и ЦК КПСС в светские инстанции начато было с роковым опозданием, как и учреждение президентской системы. Иллюзии относительно «КПСС - авангард перестройки», а потом страх перед отторжением партии, оттеснением ее на обочину политического процесса помешали Горбачеву своевременно создать новый, эффективный центр власти. И он оказался бессилен перед националистическим взрывом и распадом экономической базы государства. Хотя - я убежден - и то и другое было неотвратимо объективно при отказе от тоталитарных методов сохранения империи и централизованного государства.

В новых избранных в основном на альтернативной основе парламентских органах «агрессивно-послушное большинство» (по определению Ю. Афанасьева) после Первого Съезда народных депутатов быстро трансформировалось в «агрессивно-болтливое». Властного авторитета ни Съезд, ни Верховный Совет не обрели, да и не имели рычагов влияния на страну. Горбачевская идея возродить Советы, которые приняли бы на себя от райкомов и обкомов управленческие функции КПСС, заглохла в самом начале.

Его попытки наладить взаимодействие исполнительной власти (его самого и Правительства) с законодательной, парламентской ничего не дали. А разгул критиканства дорвавшихся до свободной трибуны «амбициозных представителей народа» дискредитировал государственную власть вообще, провоцируя все большую дестабилизацию во всем обществе.

Горбачев метался в поисках альтернатив, компромиссов, «оптимального» сочетания прежних и новых методов руководства и управления. Были здесь промахи, ошибки, просчеты, запоздания, Гаих раз, просто нелепости. Но не в них причина начавшегося в этом году разложения общества и государства. Оно было неизбежно по самой природе совершенно уникального в мировой истории перехода общества, закомплексованного и развращенного долгой диктатурой, к свободе, которую демократически и добровольно не организованный народ понял по-русски - как «все позволено». Для него искони свобода - это воля, сродни анархии.

Началось хаотическое движение без всяких действенных правил. Процесс распада Советской державы начался, он стал неудержимым и необратимым именно в этом, 1990 году.

С исторической точки зрения, бессмысленно заниматься поиском персонально виновных, чем, увы! до сих пор занимаются наши (и, правда, меньше заграничные) демагоги и дилетанты, обрушивая главную (а то и единственную) вину на Горбачева.

Горбачев не случайно в том году начал думать (и говорить об этом в своем кругу)