Они сворачивают к дому — дорожки фактически нет, только прорезанная бульдозером полоса. В конце неровная площадка — подрядчик не потрудился даже вывезти строительный мусор, не говоря уже о том, чтобы закончить нивелировку — и странного вида одноэтажный дом в форме буквы X. У парадного входа — или того, что должно им стать, стоит мусорный контейнер, переполненный обрезками досок и фанеры и гофрированным картоном.

Шангри-ла, [50] говорит Шмидт.

Брайан хнычет: Не смотрите на участок, Альберт! Его можно благоустроить, как вы захотите.

Само собой.

Клянусь вам. Макманус просто не стал расчищать, потому что тот малый нарушил договор. У меня есть ключ. Хотите войти?

Одну из палочек «икса» целиком занимает длинная комната с двумя каминами, в ее дальнем конце — кухня, где нет стен, а только стойки. В других полусегментах — два отдельных крыла с рядом спален и ванных в каждом. Дубовые полы с роскошной полировкой и белые стены — в доме светло даже в такой пасмурный день.

Шмидту никогда не приходилось первым вселяться в дом или квартиру. Должно быть, удивительные переживания. Каждая царапина на свежей краске, каждая зарубка на деревянной панели — твои. Шмидт идет по дому, открывая дверцы шкафов, с видом знатока осматривая сантехнику и кухонное оборудование, спрашивает про подвал.

Подвал отличный, Альберт. Пойдемте посмотрим.

И верно — уютный чистый подвал с двумя техническими нишами и лазами под полом. Basta, [51] Брайан вот-вот махнет контрактом и предложит подписать — не иначе, зарабатывает комиссионные.

Спасибо, Брайан. Прелестный дом. Поехали?

Кэрри между тем тоже успела кое-что посмотреть.

Ты мог бы поместить меня здесь, объявляет она и ведет Шмидта в спальню в дальнем конце одного из крыльев. Тут есть выход — за этой дверью будет сад.

Договорились.

Если Альберт купит этот дом, тебе не обязательно будет ночевать у него: Сэг-Харбор совсем близко, верно?

Брайан обвил рукой ее талию.

В сэг-харборском отеле Кэрри заказала ром с колой, Брайан два пива, а Шмидт бренди. Пока ехали, Брайан успел скрутить еще один косяк и выкурить его на пару с Кэрри. Шмидт, как оплеванный, просит счет, расплачивается наличными — чтобы не задерживаться, — встает, бросает Брайану: Пока, Брайан. Я подумаю насчет дома, — и спешит вон.

Но бесполезно: Брайан оставил свой пикап у Шмидта на подъездной дорожке. По шоссе Кэрри гонит сломя голову. Останови их полиция, и она обнаружит Шмидта в синих облаках гашишного дыма, за рулем девчонку-официантку и наркодилера на заднем сиденье. Для местной газеты новость на первую полосу. К счастью, до дому добираются благополучно.

Брайан не уезжает в своем пикапе. — он идет следом за ними в дом. Кэрри, не говоря ни слова, поднимается наверх — может, отделаться от своего дружка. Что делать Шмидту? Он возится с почтой, а Брайан сидит в углу библиотеки, сосредоточенно грызя ногти. Немного погодя Шмидт придумывает выход. Подходит к Брайану, протягивает ему руку и говорит: Я, пожалуй, пойду вздремну. Увидимся позже.

Брайан встает, жмет Шмидту руку и снова садится.

Я жду Кэрри, объясняет он.

Постель в Шмидтовой спальне раскрыта. Кэрри протягивает к нему руки. Что так долго?

Брайан. Не знаю, как его выгнать. В конце концов, я сказал, что мне надо вздремнуть. Но он все сидит там. Говорит, тебя ждет.

Ага. Он хочет, чтобы я вместе с ним вернулась в Сэг.

Ну а ты?

Когда он вот такой, он невменяем. Ну же, Шмидти.

Уже голая. Сев на постели, она начинает расстегивать Шмидту брюки.

Чуть позже она задает старый вопрос: Ты меня еще любишь?

Все больше и больше.

А из-за Брайана ты на меня не сердишься?

Да пошел он.

Я твоя, Шмидти. Пожалуйста, люби меня. Я вернусь рано. Подождешь?

Пикап трогается и слишком быстро несется по гравию. Он только что так глубоко проник в нее, а сейчас она ляжет под этого парня, раздвинет ноги, заерзает ягодицами. Вернувшись, прижмется носом к шее Шмидта и скажет: Давай спать, любимый. Усталость? Пресыщение? А может, своеобразная благопристойность — хочет прийти к Шмидту со свежими силами.

Фотографии Мэри и Шарлотты со Шмидтом и без, что загромождали поверхность большого комода, поставленного у кровати, убраны. Они теперь на полке в шкафу — их легко достать, если захочется посмотреть. Так благопристойность поднимает он. Боль, которую терпела Мэри в этой кровати, за что она ей досталась? Какие уж такие грехи совершила Мэри, чтобы заслужить это, Шмидт представить не мог. Прошлое было одновременно и далеким, и совсем близким, и все грехи Мэри казались теперь пустяками: ложь по мелочам, непродолжительные приступы гнева, быть может, гордыня. Впрочем, нет, гордость, приличествующая выпускнице школы мисс Портер и Смит-колледжа, — качество, за которое девушек принято хвалить. Им приходилось уважать себя и всегда помнить, кто они такие и как много у них причин благодарить судьбу. Мэри определенно помнила. А что же он? Под гнетом противоестественной неприязни дочери и ледяного одиночества, запертый в ловушку Брайаном и психом из автобуса, обреченный проводить дни в вожделении и без надежды. Если это раньше времени ниспосланное наказание, то оно досталось Шмидту за Коринн, и в этом — подтверждение симметричности божественного промысла. Конечно, нельзя и подумать, чтобы кто-то осознанно старался привести в соответствие миллиарды индивидуальных судеб. Слишком тяжелая работа для бесстрастных богов, которые «из грешных радостей порока для нас орудья пытки создают». [52] Проблема решена в глобальном масштабе: бесконечная мука, распределяемая не поровну, однако всем. Достаточно вспомнить о том, что плохо кончается любая жизнь.