Куэ и Бодуэн советуют для достижения здоровья, т. е. гармонической деятельности всех органов тела, прибегать к самовнушению. При этом они рекомендуют осуществлять самовнушение не в форме приказаний, т. е. не путем усилия воли, а посредством представлений воображения. Смысл этого метода становится понятным с точки зрения учения о теле в духе иерархического персонализма. Приказание, т. е. воздействие на другую личность посредством воли, почти всегда вызывает прямое или скрытое сопротивление. Если ребенок капризничает и надоедает своими беспорядочными шумными шалостями, скажите ему: «Сиди спокойно. Вот тебе кубики: построй из них домик». Это приказание почти наверное не приведет к цели: ребенок пренебрежительно оттолкнет ящик с хорошо знакомыми ему кубиками и будет продолжать свою беспорядочную возню. Но попробуйте сказать ему: «Помнишь, вчера мы с тобой любовались красивой виллой с двумя балконами и башенкой. Из этих кубиков можно было бы построить такую виллу». Красивая картина воображения увлечет ребенка, и он по собственному побуждению примется строить домик из кубиков. Высшие центры в теле человека подобны ребенку: они склонны к своеволию. Чтобы управлять ими, лучше влиять на них увлекательными картинами воображения, чем прямыми приказаниями. В картинах воображения открываются и осознаются объективные ценности бытия, осуществляемого правильным поведением, откуда естественно, без насилия над

201

собой возникает любовь к этим ценностям и стремление воплотить их *.

Не только улучшение физического здоровья, но также и освобождение от страстей, например от похотливости, от чревоугодия, может быть достигнуто путем самовнушения по методу Куэ. Образ прекрасной, чистой, целомудренной души, рисуемой воображением, увлекает и самого воспитывающего себя человека и подчиненных ему деятелей; поэтому и воплощение его в поведении становится все более легким. Половая жизнь особенно часто проявляется в чувствах, влечениях и поступках, как бы навязываемых человеку другим существом. Иногда эти чувства и поступки противоречат нравственным принципам человека и всему его духовному строю, но прорываются они с такой силой, что обуздание их требует большого труда. Такое столкновение между личностью человека и подсовываемыми ей из тела половыми влечениями превосходно обрисовано в рассказе Толстого «Дьявол». Психиатр Н. Е. Осипов подверг этот рассказ тонкому анализу, исходя из персоналистического миропонимания (Детские воспоминания Толстого. С. 119–131).

Обыкновенное общение между людьми совершается при участии тела путем речи, мимики, прикосновений друг к другу и т. д. (Почему нужна речь, несмотря на то что существует возможность непосредственной интуиция чужих мыслей, чувств и желаний, см. об этом мою книгу «Чувственная, интеллектуальная и мистическая интуиция», гл. IV. Восприятие своей и чужой душевной жизни.)

Все эти средства воздействия людей друг на друга имеют характер толчков и давлений, производимых друг на друга нашими грубыми, взаимно непроницаемыми телами. С одной стороны, они суть средства общения, но, с другой стороны, суть и выражение нашей обособленности друг от друга. Когда человек умирает и лишается тела, эти средства воздействия его на других людей отпадают и нормальное общение его с людьми прекращается. Но в некоторых случаях при этом устанавливается еще более тесное, более интимное общение умершего с близкими ему людьми. Иногда оно происходит как бы непосредственно в сердце человека. И. В. Киреевский высказал эту мысль по поводу кончины гр. Мих. Мих. Вьельгорского следующим образом: «Если в нашем сердце то чувство, которое составляет и его душевную жизнь, то очевидно, что наше сердце становится местом, где он пребывает, не мысленно, а существенно сопроницаясь с ним» (Собр. соч. II. 290).

Можно даже допустить, что если два лица, например муж и жена, любят друг друга и живут единодушно, то после смерти одного из них «я» умершего может продолжать свою жизнь в теле живого, сотрудничая с ним.

Благодаря такому дружескому, интимному сотрудничеству

__________________

См. об этом: Вышеславцев Б. Этика преображенного Эроса; см. мою статью «Психология человеческого «я» и психология человеческого тела»//3аписки Русского Научного Института в Белграде. Вып. 17.

202

наши способности и творческая активность должны подниматься на более высокую ступень развития. Возможно, что особенно высокий подъем творчества, называемый вдохновением, возникает тогда, когда нам удается вступить в сотрудничество с деятелями, стоящими на ступени развития, еще более высокой, чем человеческая. Чешский философ Владимир Гоппе говорит в своей книге «Введение в интуитивную и контемплятивную философию»: «В случае вдохновения мыслим не мы сами, а муза, духи, имеющие на нас влияние. Бог» (С. 48). Это древнее учение об инспирации, как воздействии высших духов на человека, широко распространено во все времена и у всех народов.

Деятели царства злых сил также могут вступить в сотрудничество с человеком, столь интимное, как будто они стали частью тела его. Всякая злая мысль, всякая дурная страсть тотчас же привлекает к себе деятелей, которые являются пособниками для осуществления ее. Творения христианских подвижников, аскетов полны тонких наблюдений над различными «приражениями» бесов. Также и художественная литература дает живые изображения сочетания злой силы с силами человека для осуществления дурного дела. Вл. Соловьев объясняет фантастическое в поэзии тем, что «все происходящее в мире, и особенно в жизни человеческой, зависит, кроме своих наличных и очевидных причин, еще от какой-то другой причинности, более глубокой и многообъ^млю–щей, но зато менее ясной». Но подлинно фантастическое никогда не является в обнаженномвиде. Его Явления никогда не должны вызывать принудительной веры в мистический смысл жизненных. происшествий, а скорее должны указывать, намекатьна него. В подлинно фантастическом всегда оставляется внешняя, формальная возможность простого объяснения из обыкновенной всегдашней связи явлений, причем, однако, это объяснение окончательно лишается внутренней вероятности. Все отдельные подробности должны иметь повседневный характер, и лишь связь целого должна указывать на иную причинность»*.

Достоевский, как подлинный художник, изображает соучастие злой силы в преступлении Раскольникова именно так, что оно не является «в обнаженном виде», однако явственно усматривается теми, кто знает сложность строения мира и переплетение в каждом событии разных планов бытия. Когда у Раскольникова сложилось убеждение, что необыкновенные люди имеют право на преступление, в его душе явилось то слабое место, в котором его воля и ум как бы спаялись с волей злого духа и стали послушно следовать за ним, подстрекаемые к тому же всей совокупностью внешних впечатлений, как бы услужливо подсовываемых какой-то невидимой рукой. Побывав в первый раз у ростовщицы и заложив

_______________

*Соловьев Вл. Предисловие к «Упырю» графа А. К. Толстого//Собр. соч. Т. 8. С. 410.

203

у нее золотое кольцо, Раскольников сразу почувствовал к ней непреодолимое отвращение, и «странные мысли» стали наклевываться в его голове. Он зашел в трактир поесть и тут же услышал беседу студента с офицером об этой самой процентщице. Студент, рассказывая о ее богатстве, жадности и низменном характере, заявил: «Я бы эту… старуху убил и ограбил, и уверяю тебя, что без всякого зазору совести»; по его мнению, это было бы даже общественно полезное дело. Раскольникову показалось странным, «почему именно сейчас, как только он вынес зародыш своей мысли от старухи, как раз и попадает он на разговор о старухе». «Этот ничтожный, трактирный разговор имел чрезвычайное на него влияние при дальнейшем развитии дела: как будто действительно было тут какое-то предопределение, указание…» (I, 6).