Три дня продержали нас под открытым небом. На четвертый день снова приказали собираться. Пешком нас погнали дальше. По дороге пришлось наблюдать много ужасных картин. Вот идет молодая женщина с ребенком, а рядом с нею — старушка. Немцы передали ребенка старушке, а мать забрали. Другая мать не хотела отдавать ребенка — его тут же убили. Было и такое: когда женщина обессиливала и садилась отдохнуть, проклятый фриц убивал ее, а ребенка бросал на обочину дороги в снег. Мы один раз видели, как вороны выклевывали глаза у такого, еще живого ребенка.

Я уморился и едва шел. Достаточно было немного отстать, как конвоир натравливал собаку. Собака рвала на мне одежду и кусала за ноги. Кроме того, меня несколько раз били палками. Я думал, что выбьюсь из сил, упаду, и тогда меня столкнут прочь с дороги на страшную смерть. Однако кое-как доплелся.

Нас загнали в болото, за колючую проволоку. Тут тоже валялись разные вещи и трупы замученных. Пробыли мы тут недолго. Дальше повезли нас на машинах. Нигде не видно было ни людей, ни деревень.

Нам приказали слезать. Катя уже совсем не могла идти, она была в жару, говорила что-то непонятное. Вместе с другими больными немцы оставили ее и обоих малышей, а нас погнали дальше пешком.

Двадцать пять километров брели мы голодные и холодные. Многие падали и уже не вставали. Ночью пригнали в лес. Пустое место — садились прямо на землю.

— Мы-то пришли, а что с Катей? — говорила мама сквозь слезы. Мы молчали — всем было жаль сестру.

Ночью кто-то подобрал Катю с детьми и привез в лагерь. Мы очень обрадовались, когда увидели ее. Она едва держалась на ногах — болезнь была в разгаре. Построили маленький шалашик и положили в нем сестру с малышами. Сами легли возле шалаша. Мы так устали, что, несмотря на холод, сразу уснули.

Утром я проснулся и не мог подняться: нас засыпало снегом. Кое-как выбрался. Вылезли и остальные.

— Сбегай, сынок, поищи сухого хворосту. Разложим костер и погреемся, — сказала мама.

Я отправился на поиски. Иду и вижу — там лежат двое одубевших людей, там четверо. Как легли отдохнуть, так и не встали. Много людей замерзло в ту холодную ночь.

Погреться нам не довелось. Немцы не разрешили раскладывать костры. Одну женщину, которая развела огонек, немец заколол штыком. По другим «самовольщикам» стреляли из автоматов. У многих не было теплой одежды, стопталась обувь. Они отмораживали руки, ноги, уши.

Потянулись дни тяжелой неволи. Неслыханные мучения и издевательства пришлось пережить нам. Бывало, немцы строили нас в шеренгу и через колючую проволоку швыряли нам хлеб. Люди набрасывались на него. Кому удавалось схватить хлеб, в того стреляли. А то еще делали так: ночью, когда люди спят, понаставят мин, а сверху на них кладут хлеб. Стоило кому-нибудь притронуться к хлебу, как мина взрывалась и человек взлетал в воздух.

Люди мерли, как мухи. Их не хоронили — просто сваливали в канавы или ямы.

Однажды под вечер немцы забегали перед колючей проволокой. Они были чем-то напуганы. Потом по лагерю прошли немецкие связисты — сматывали кабель. По всему было видно, что они собираются отступать.

Ночью мы заснули, а утром глядим — нигде ни единого немца. Все бросились в лес — за дровами. Но дорога была заминирована: несколько человек взорвалось на минах.

К полудню в лагерь пришли пятеро наших разведчиков. Сколько было радости, когда мы увидели своих. Люди обнимали их, целовали.

Разведчики осмотрели ограду и велели никому не выходить: все вокруг было заминировано.

Спустя немного времени пришел взвод минеров. Они разминировали дорогу, ограду и сказали, что скоро должны прийти машины. Но люди не стали дожидаться машин, расходились кто куда. Каждому хотелось скорей увидеть родных. Те, кто не мог идти, оставались. Таких набралось очень много: в этом, озаричском, лагере смерти было несколько десятков тысяч человек.

Оставшихся разместили по окрестным деревням, выдали военный паек: сухари, консервы, сахар, жиры. Спустя несколько дней стали развозить по районам — кому куда нужно, — и мы вернулись домой — только не все.

Миша Дятлов (1930 г.)

д. Змеевка, Гомельская область.

Наша деревня Ягодка стояла у самого леса. При наступлении немцев, после боев, в лесу осталось много оружия. Я и решил собирать его для партизан. Одному заниматься этим было страшновато, и я рассказал про свою затею соседскому мальчику Марату Добушу, с которым давно дружил.

В тот же день под вечер мы взяли мешки и двинулись «на работу». Прошли огородами — и в лес. На опушке остановились, прислушались и пошли дальше. Для храбрости держались поближе друг к дружке. Шли, шли — и наткнулись на кучу гранат, которые лежали под молодой развесистой елочкой. Мы прямо затряслись: еще бы, целый склад оружия.