– Потому что не хочу торопиться.

Марина помогла Леке слезть на пол, проводила взглядом ее убегающую спину, и присела на корточки рядом с Женькой, снизу вверх заглядывая в ее глаза.

– Ты не доверяешь мне, да? – Грустно спросила она.

– Милая моя…

Женька нагнулась, целуя Марину в лоб, глаза, щеки.

– Доверяю. Конечно, доверяю. Но я хочу, чтобы все было как надо, понимаешь? Ты сама сказала, что мы обе боимся, и это правда. А у меня еще есть Лека, для которой все тоже пройдет проще, если будет идти медленно.

– А мне показалось, я ей нравлюсь…

– Ну конечно, ты ей нравишься, – засмеялась Женька, – просто дай мне еще немного времени, ладно? Совсем чуть-чуть.

Марина кивнула и забралась на Женькины колени. Обняла, укутывая волосами, прижалась.

– Коть, – прошептала она между поцелуями, – а давай мы сегодня просто никуда не пойдем?

– Да что ж это такое?! – Женька вскочила, сбрасывая Марину со своих колен, сердитая до крайности. – Мы же это уже обсудили! Сколько можно одно и то же повторять?

– Но мне страшно! – Тоже повысила голос Марина. – Как ты не можешь этого понять?

– Я понимаю! Но я понимаю так же и то, что твой страх не пройдет ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю. Он пройдет только тогда, когда ты встретишься с ним лицом к лицу.

Женька в сердцах стукнула ладонью по столу и отвернулась. Через секунду она почувствовала дыхание Марины на затылке, и ладони на талии.

– Не злись, – шепнула Марина, – мне просто страшно, вот и все.

– Я уже все сказала по этому поводу, – проворчала Женя, не оборачиваясь.

– Ты не поняла. Я боюсь не их реакции. Я боюсь другого.

Женька замерла в ожидании, и услышала:

– Боюсь, что они убедят тебя, что я – это твоя ошибка.

Голос Марины дрогнул, и Женька вдруг поняла: это правда. И не просто правда, а ужасная правда, которая не дает ей спать ночами и спокойно жить. Снова и снова она прокручивает в голове этот – такой возможный для нее – сценарий, и пытается успокоиться. Но ничего не помогает.

– Марусь, – Женька обернулась и положила ладони на Маринины щеки, – мы пойдем туда сегодня, хорошо? Вместе. И уйдем оттуда тоже вместе. Я тебе обещаю.

На нее доверчиво и испуганно смотрели такие карие, и такие любимые глаза. И она вдруг подумала, что карий для нее всегда был символом тепла и нежности. Вопреки синему – глубокому, но такому опасному.

– Моя девочка, – уже тише, успокаивающе, шепнула Женька, – мой ангел…

И вспыхнули глаза, и налились слезами, и руки сжались в тесном объятии. Марина плакала у Женьки на плече, а над ними – который раз – проносился мимо старый Питер, Олег, Олеся, Венеция и снова, и снова, и снова Питер.

Уносился навсегда, чтобы остаться, наконец, в прошлом.

Вечером они втроем – нарядные, с пирогом в коробке, отправились в гости. Женька одной рукой держала Марину, другой – весело болтающую Леку, и поеживалась, представляя себе реакцию друзей.

Перед дверью в квартиру они остановились, Марина поправила на Женьке воротничок блузки, и тяжело вздохнула.

– Я тебя люблю, – одними губами сказала Женька, и нажала на кнопку звонка.

– Тетя Женя! – Дверь открыла красавица Кира, и тут же бросилась Женьке на шею.

– Тетя Кира! – В тон ей воскликнула Женя и, хохоча, ответила на объятия. – Папа приехал?

– Они с тетей Леной и Максом пьют коньяк в гостиной, – сообщила Кира, краснея, – Лека, пойдем со мной, я тебе покажу новую игру на компьютере!

И ушла, ведя за собой за руку маленькую Леку. А Женька, снимая туфли, и расправляя на коленях складки длинной юбки, подумала вдруг, что время и правда ушло безвозвратно, и вот теперь Лека – это тетя Лена, а маленький смешной комочек стал Лекой.

– Коть… – Испуганно шепнула Марина, но Женька, не слушая, взяла ее за руку и повела за собой в гостиную. Рывком распахнула дверь и остановилась на пороге.

– Привет, народ, – громко и уверенно сказала она, дождалась, пока взгляды всех остановятся на ней, и без паузы продолжила:

– Знакомьтесь. Это Марина. Моя жена.

Пауза повисла такая, что ее можно было зачерпывать ложкой. Яна ухмыльнулась, сидящий рядом с ней Сергей молча поставил на столик бокал. На лице Макса невозможно было что-либо прочитать, настолько он замер и застыл. И только Лекины глаза, безумные глаза, округлившись, стали еще более синими, и в них Женька увидела такую первоклассную ненависть, что даже восхитилась на мгновение ее силой.