— Вот и хорошо. Я посплю немного, а ты собери свои банки и склянки, а то воняют.

Петр прилег на кровать, закрыл глаза. Через ресницы посмотрел на офицеров — те с увлечением добивали завтрак, щедро наливая себе царского вина.

— Отдохнуть бы немного, — как бы про себя, но громко пробормотал Петр. — Эх, по жениной ласке соскучился, но где ж ее взять-то?

А сам подглядывал извечным хитрым способом и с удовлетворением заметил, как переглянулись Неелов с Денисовым, причем казак еле заметно кивнул в ответ. Потом офицеры вперили взоры в медика — тот только молча покачал вверх-вниз подбородком на их немой вопрос. После чего вся спевшаяся троица дружно расцвела улыбками.

«А ведь дело сегодня выгорит. Вернее, тело. И давно пора мужиком себя снова ощутить, а то все годы, кроме Като, ни одной юбки не задрал!»

Берлин

Король Фридрих устало откинулся на высокую спинку кресла — ничего не поделаешь, года свое берут. Тело давно просило отдыха, зато разум находился в лихорадочном возбуждении. «Брат Петер» его, давно поднаторевшего в политике и «съевшего» на ней зубы, крепко удивил. Еще как крепко — даже сразу и не подберешь слово.

Раздел Речи Посполитой между Пруссией, Австрией и Россией напрашивался давно, слишком одряхлело ляшское государство, погрязло во внутренних междоусобицах и шляхетских вольностях. Видимое ли дело, когда любой пан, у которого штаны в заплатках, имеет право отправлять посольство ко двору любого европейского монарха?!

— Ха, ха, — король закашлялся смехом, как ворон. — Отправлять-то они могут сколько душе угодно, вот только кто их принимать будет?!

Два года назад мятежные паны собрались в Баре и устроили конфедерацию, подняв рокош против короля и власти. Столь удобный момент для вмешательства в польские дела Пруссия и Австрия упускать не хотели — ослабленного соседа всегда рвут в клочья. Вот только кайзер Петер повел себя странно. Нет, русские в польской Подолии и на Волыни вели себя сейчас чуть ли не как хозяева, но за счет чего?!

Сами устроили восстание православных гайдамаков и поселян, вооружили их до зубов и натравили на католическую шляхту. Теперь там повсюду такое веселье идет, хоть святых выноси. Зато Петер полностью обеспечил себе фланг и тыл для войны с турками, да еще де-факто изрядные земли прибрал, а теперь откровенно предлагает и ему округлить владения за счет раздела Польши.

Нет, мысль здравая, он сам давно о таком решении помышлял. Русские собирают под себя всех православных и Галицию, что когда-то Червонной Русью именовалась. Пруссия и Австрия делят собственно польские земли между собой. И пусть они меньше по размеру, зато обжитые, культурные и богатые. Есть что заграбастать — великопольские и малопольские земли, Силезию, Поморье и многое другое.

Сделка выгодная, а через сто лет германского орднунга польский гонор будет задавлен, а шляхта онемечена. Ведь и славянское Поморье долго упиралось, но сейчас-то оно полностью прусским стало, а померанские гренадеры лучшие солдаты в его армии.

Тем паче Петер предлагает дать Австрии кусок поменьше, дабы только аппетит у цезарцев раззадорить. Хватит с них и Тешина, а в Силезию лучше не пускать — незачем так усиливать вечного врага Пруссии и России. И вообще брат Петер не будет возражать, если брат Фридрих приберет себе все польские земли, включая две столицы — Варшаву и Краков.

Более того, у него есть предложение, которое вызовет у Пруссии несомненный интерес и позволит ей отказаться без ущерба от восточной части, население которой давно присягнуло на верность Российской империи.

— Ну что ж, посмотрим на твои предложения, любезный кайзер! — пробормотал Фридрих с издевкой. Императорский титул бывших диких московских царей постоянно смешил европейских монархов: те еще цезари выискались из татарской грязи. — Если твои предложения меня устроят, то я подумаю об обмене, но только справедливом и с большими процентами!

Коринф

— Это не солдаты, а сброд! — Кутузов в сердцах выругался.

Реплика относилась не столько к туркам, что шли в наступление нестройными толпами, сколько к грекам, для которых трехмесячного обучения явно было маловато. Даже присутствие обученных в Петербурге эллинов и русских офицеров не делало шеренги батальона ровными, как полагается при батальной линии, а про стрельбу и говорить не приходится.

Первый залп сделали греки, благо с новыми пулями фузеи палили на полторы сотни шагов дальше, вот только попаданий было до прискорбности мало — упали едва с десяток османов.

Второй залп был еще хуже, зато турки окончательно разъярились и нестройной толпой кинулись в атаку. Дикий рев и призывы к Аллаху привели гордых сынов Эллады в некоторое смущение, и их строй попятился, окончательно ломая линию.

— Аллах акбар!

— Пора бы и нам вмешаться! — подал голос за спиной Кутузова поручик Псаро, молодой грек, вот уже три года служивший в русской армии. Его хриплое и возбужденное дыхание было для майора понятным — турок чуть ли не вдвое больше, чем греков, а они и при равном числе всегда лупили потомков легендарных спартанцев в хвост и гриву. И ничего здесь не поделаешь, ведь за столетия османского владычества греки сделали пренеприятный для себя вывод, впитывающийся в кровь с молоком матери, — воевать с турками бесполезно, они всегда побеждают.