Андросов расстрелял обойму, я подал ему вторую Дзерены замедлили бег и пошли неторопливо, почти шагом, будто издеваясь над охотником. Андросов облокотился на крыло машины и, неловко выстрелив, разбил себе губу антабкой, очень неудобно навинченной на прикладе с внутренней стороны. Я посоветовал прекратить пальбу. Но все же охота оказалась удачной, и мы пополнили свой рацион, состоящий в основном из консервов, свежим мясом.

Андросов переживавший свою неудачу, жаждал смыть с себя позор, как я ни доказывал, что никакого позора не было: дзерены находились на очень большом расстоянии на котором можно бить, только идеально зная винтовку Мы обменялись местами, и Андросов засел в кузове, сжимая винтовку. Я свернул козью ножку, задымил, и Громов с воплем схватился за щеку — задувавший через щиток ветер отнес в его сторону махорочную искорку.

— Сел тоже, дарга, — заворчал профессор, — хорошо, когда шофер не курит!

— Это вам хорошо, а не шоферу. Андросов жаловался, что вы его совсем задушили. Я бы на его месте отомстил!..

— Как же должен шофер отомстить?

— Ну, «приложить» вас как следует, что ли! — рассмеялся я, не подозревая, что мне самому придется быть исполнителем приговора.

Дорога была хороша. «Дракон» несся почти без тряски, как по асфальту, расстояние в девяносто километров до аймака быстро сокращалось. Вблизи ключа Андросов наклонился сверху к моему окну.

— Вы или прибавьте хода, или сбавьте, а то лошадь убьется.

Справа от машины, выбиваясь из последних сил, мчалась коняга, верная тому же травоядному инстинкту пересечения дороги.

Я прибавил газ, «Дракон» рванулся вперед, и побежденная лошадь остановилась. Дорога резко отвернула, огибая холм… И вдруг перед машиной оказалась яма. Тормозить было поздно, да и в таких случаях даже вредно. Нос машины взвился вверх, клюнул и еще сильнее подпрыгнул. Я усидел, вцепившись в руль, а Громова подбросило в воздух и ударило головой о кабину. В тот же миг рассыпались кругом, будто вытряхнутые из мешка, трубка, карандаши, записные книжки, анероид, фотоаппарат, спички, портсигар, бинокль, фляжка, какие-то ножи, зубочистки, катушки ниток. Я не представлял себе, что из одного человека может высыпаться в одно мгновение такое количество вещей.

Долго после этого оскорбленный профессор поносил мое шоферское искусство!..

И опять мы за высокой стеной дома, под белым матерчатым потолком. Опять стоят рядами складные койки, горят вечерами свечи за длинным столом, освещая склоненные за работой головы. Много уже перечувствовано и передумано в этих стенах в короткий, но насыщенный впечатлениями месяц…

Вечером местные жители заполнили дом. Койки были сдвинуты, на столах разложены еще не упакованные находки. Орлов и Громов читали жителям аймака лекции по палеонтологии и геологии. Я не раз замечал: для самых неподготовленных слушателей эти науки всегда оказываются интересными. С одной стороны ясная каждому, осознанная еще первобытными рудокопами практическая применимость науки. С другой — только астрономия, геология и палеонтология открывают необъятные перспективы времени и пространства, исторического развития нашего мира в прошлом, а следовательно, и его возможного будущего. Но астрономия для глубокого понимания требует серьезной подготовки, в то время как высшие достижения геологии объяснимы в простых словах. Заинтересованные, с блестящими от любопытства глазами, слушатели засыпали нас градом вопросов, засиделись у нас допоздна, и на следующий день лекции пришлось повторять…

Восемнадцатого октября прибыл из Улан-Батора «Смерч». Мы прочитали письма, узнав новости с Родины, просмотрели двухнедельной давности газеты и стали собираться в путь. Ветер угрюмо ревел за стенами, клочья серых туч стремительно летели на юго-восток. Завтра нам предстояло навсегда покинуть уютное убежище и снова пуститься, как в океан, в открытую холодную Гоби. Мы должны были пройти поперек Гоби больше восьмисот километров с запада на восток, до аймачного центра Восточной Гоби — Сайн-Шанды («Хороший неглубокий колодец»). На такое расстояние нечего было и думать найти проводника. Знающие люди после нескольких совещаний в аймаке и айкоме посоветовали нам идти ближе к северной окраине гобийской зоны. В двухстах пятидесяти километрах на север от Далан-Дзадагада когда-то находилась автомобильная станция Шарангатай («Желтая равнина»). Шарангатай был соединен телеграфом с Сайн-Шандой и пограничными пунктами. Теперь от станции не осталось и следа, линия заброшена на участке от Шарангатая до монастыря Улугей-хид («Строгий монастырь»), но столбы, местами с проволокой, еще стоят. По этим столбам мы без ошибки доберемся до Улугей-хида, а там и до Сайн-Шанды.

Это предложение было принято как самое удачное. Возражения шоферов, что вдоль столбов может не оказаться дороги, пригодной для передвижения автомобилей, я отвел. Столбы при постройке линии должны были подвозиться на чем-то, даже если их подвозили на верблюдах — верблюжья дорога для полуторок годится. Небольшие участки песков, пухлых глин или крутых гор мы всегда сможем объехать, не теряя из виду линии столбов.

Передовым назначили «Дзерена» вместо потерявшего свою прежнюю лихость «Смерча». Наверху «Дзерена» заседала коллегия «проводников», состоявшая из Эглона, Данзана и меня. «Проводники» были несколько смущены предстоявшим восьмисоткилометровым путем, но виду не показывали и бойко огрызались на колкости профессоров.

«Дракону» поручили вывозку базы и коллекций в Улан-Батор. Туда с первым же рейсом отправлялась Лукьянова — главный квартирмейстер. На ней лежала важная обязанность подготовить зимнюю базу, так как нам предстояло работать в Монголии в начале зимы.

Темнело. Я медленно обошел весь дом, проверяя, не забыто ли чего-нибудь. Два цирика разобрали старую юрту, служившую кухней. Не раз в особенно холодные вечера мы собирались сюда в тесный кружок, грелись, курили и рассказывали разные истории. В правой стороне двора упаковывали коллекции, тут же на стене Эглон сушил шкуры и рога дзеренов, левее, у входа, стояли бочки и баки с водой. Крыша дома нависала над проходом, превращая его в туннель. Я прошел по этому темному туннелю в кладовую через дверь в задней стене дома. Испорченные покрышки и камеры, разбитые аккумуляторы, поломанные рессоры лежали в углу. У стены высился штабель ящиков — научная добыча нашей экспедиции — все еще добрые три тонны, хотя и «Дракон» был нагружен до отказа, и «Смерч» свез в Улан-Батор одну партию. Правее лежали мешки с мукой, крупой, тюки с уже ненужным снаряжением.

Для путешественника склад экспедиции, всегда обладает какой-то притягательной силой. Должно быть, совокупность снаряжения, продуктов, инструментов, приведенная в готовность, дает ощущение прочного фундамента, обеспеченности выполняемого дела. И сейчас каморка, заставленная всеми этими вещами, вместе с научными сокровищами, с трудом добытыми из безвестных гор, показалась мне уютной. Я прикинул объем подлежащего вывозке имущества и со смутным сожалением вышел. Временный дом наш, обиталище кучки советских людей на окраине аймака, посреди огромной пустынной равнины, — завтра его у нас больше не будет.