Он скрестил руки на животе. Взгляд у него был сонный, вид почти благостный. Ей стало больно от мысли, что сейчас придется причинить боль ему.

– Жак… – сказала она.

Он повернул голову, и напряженное выражение на лице Жанны вывело его из дремоты. Он ждал продолжения; его не последовало. Жанна прикусила нижнюю губу: это его испугало.

– Дурная новость? – вскрикнул он, выпрямившись. Она склонила голову.

– Что-то с моими?

– Исидор.

Он вскочил и встал перед ней.

– Когда?

– Вчера похоронили.

Грудь Жака содрогнулась от рыдания. Он рыдал стоя. Плачущий мужчина всегда приводит в смятение тех, кто рядом, ведь мир отказывает ему в праве на слезы. Она обняла его.

– Я разбил ему сердце, – сказал Жак.

Он прижал Жанну к себе. Она боролась с чувством вины. Из-за нее он ушел из семьи. Но разве семья должна быть темницей? Теперь он тихо плакал. Она гладила его по голове.

– Как ты узнала? – спросил он, обнимая Жанну.

– Пришла Абигейл. Она чувствует себя потерянной без тебя. Я сказала, что извещу тебя, как только ты вернешься.

– Мне нужно пойти туда! – воскликнул он.

– Сейчас десять вечера, Жак. Конечно же, они оба спят, и она и Йозеф…

– Ты знаешь имя моего брата?

– Я сказала Абигейл, что считаю ее своей младшей сестрой. Ты сходишь туда завтра.

Он пошатнулся, словно оглушенный.

– Жанна…

– Иди спать.

Он рухнул на кровать без сил, держа Жанну за руку.

На рассвете он ушел и вернулся только вечером, совершенно измученный. Он повидался с сестрой и братом прежде, чем отнести кредитные документы Шевалье. Когда при виде его Франсуа запрыгал от радости, он залился слезами.

– Почему ты плачешь? – спросил Франсуа.

Вместо ответа он прижал мальчика к себе. Жанна и кормилица смотрели на них. Они думали об одном и том же. Оба – и Жак и Франсуа – были сиротами. А они были их матерями.

Когда кормилица увела Франсуа спать, Жак повернулся к Жанне:

– Ты не рассердишься, если я попрошу тебя…

Он не договорил.

– Ты хорошо знаешь, – сказала она, – что я буду рада им от всего сердца. Мне тоже нужна семья, Жак. У меня никогда не было сестры, и я в некотором смысле потеряла брата. И я люблю тебя.

– Без отца их дом стал каким-то зловещим, – объяснил Жак.

Улицы были почти пустынны, и никто не заметил двух молодых евреев в плащах с нашивкой.

Кроме кормилицы. Жанна отвела ее в сторонку, когда дрожащие молодые люди вошли в дом. Но не только Жанна умела обрывать на полуслове.

– Кормилица…

– Хозяйка, вы добрая христианка, вот и все, что мне нужно знать. Я говорю понятно?

Они обнялись.

Никогда еще на улице Бюшри не было столько народу за столом: шесть человек.

Жанна наблюдала за Йозефом: никогда она не видела такого серьезного юношу. И такого красивого. Он казался ей чуть ли не ангелом. Его тонкое бледное лицо выглядело бесплотным. Он бесконечно долго медлил с первой ложкой супа. Все поняли: пища была некошерной. Напряжение стало невыносимым. В конце концов Абигейл приказала ему есть. Он взглянул на Жанну. И быть может, прочел в ее глазах тревогу и нежную заботу. Жак держался крайне напряженно.

– Значит, я тоже? – спросил Йозеф.

За столом установилась необыкновенная тишина. Жанна, Жак, кормилица и Абигейл замерли, словно завороженные. Йозеф зачерпнул ложкой суп с салом и поднес ко рту. Потом обежал всех взглядом, который никто не смог бы описать: ирония смешивалась в нем со смирением и одновременно веселым вызовом.

Франсуа ничего не понимал.

Перед тем как попрощаться и подняться наверх вместе с сестрой, Йозеф подошел к Жанне и взял ее за руку.

– Отныне это ваш дом, Йозеф.

Вместо ответа он поцеловал ей руку. Потом повернулся к Жаку, обнял его и заплакал. Жанна оставила их одних.

«Мы, Карл Седьмой, король Франции…" Королевская печать на веленевой бумаге сверкала в пламени свечей.

Жак положил на стол документ, который делал его бароном де л'Эстуалем, обладателем земель в Эгюранде и Бузоне. Это была награда за деньги, взятые взаймы у иностранных банкиров.

Абигейл и Йозеф склонились над дарственной. Жак взял в ладони лицо Жанны и поцеловал ее в присутствии брата и сестры.