— Вы помните Джека?

— Того, который умел ловить рыбу? Да, конечно.

— А теперь скажите мне, будьте любезны, — ну разве он не похож на Гюнтера?

Я понятия не имел, кто такой Гюнтер, но догадался, что это наверняка кто-нибудь из мекленбургской компании.

— Да, пожалуй, и в самом деле похож.

— Ах, я так рад, что и вам это тоже бросилось в глаза. А Тони?

— Тот, у которого так замечательно выходит лазать по деревьям?

Куно с готовностью закивал головой:

— Он не напоминает вам Хайнца?

— Да, наверное, вы правы.

Тем же манером мы перебрали прочих персонажей: Тедди, Боба, Рекса, Дика. Куно каждому подобрал пару. Я поздравил себя с тем, что действительно прочел книгу и теперь смог с честью выдержать этот пристальный допрос. Наконец мы добрались и до Джимми, до главного героя, отличного пловца, до юноши, который в каждой сложной ситуации брал на себя роль лидера и у которого на всякую возникающую трудность непременно находилась свежая идея.

— Вы, может быть, его не узнали?

Тон у Куно был до нелепого, до смешного застенчивый. Я понял, что не имею права на ошибку. Вот только чт о , спрашивается, я должен был ему на это ответить?

— Была у меня одна мысль… — рискнул я.

— Правда?

Теперь он и вовсе залился краской.

Я кивнул, улыбнулся и стал старательно симулировать проницательность, надеясь хоть на какую-то подсказку.

— Он — это я, вы понимаете? — Куно настолько искренне верил сам себе, что говорил просто и прямо, с полной убежденностью. — Когда я был мальчишкой. Но ведь точь-в-точь… Этот писатель — гений. Он рассказывает обо мне такое, о чем посторонний человек не может, не должен знать. Я — Джимми. Джимми — это я. Это просто поразительно.

— Да уж, более чем странно, ничего не скажешь, — согласился я.

Впоследствии мы еще несколько раз возвращались к теме острова. Куно в деталях рассказывал мне о том, как он себе его представляет, и дотошнейшим образом описывал внешность и характерные особенности своих воображаемых компаньонов. Воображение у него и впрямь было весьма живое. Я искренне жалел о том, что с нами нет автора «Тех семерых, что потерялись». То-то бы он удивился, узрев столь экзотические плоды своих непритязательных трудов. Я понял, что стал единственным конфидентом Куно во всем, что касалось этой темы. И чувствовал себя до крайности неловко — как человек, которого против его желания произвели в члены некоего тайного общества. Если рядом оказывался Артур, Куно совершенно откровенно выказывал желание отделаться от него и остаться со мной наедине. Артур, естественно, не мог этого не замечать и как-то раз весьма недвусмысленно высказался относительно природы наших с Куно долгих бесед вдвоем, чем очень меня задел. Однако духу на то, чтобы выдать ему маленькую тайну Куно, у меня все равно не хватило.

— Послушайте, — сказал я однажды Куно, — а почему бы вам именно так и не сделать?

— Прошу прощения?

— Почему бы вам не отправиться на Тихий океан, не найти там остров, такой же, как в книге, и на самом деле там не поселиться? Вы будете не первым человеком, который отважился на подобное. И я не вижу совершенно никаких причин, которые помешали бы вам это сделать.

Куно печально покачал головой:

— Нет, к сожалению. Это никак невозможно.

Тон у него был настолько тоскливый и безнадежный, что я замолчал. И больше ни разу не заговаривал с ним на эту тему.

Ноябрь шел себе день за днем, и Артур выглядел все более и более подавленным. Вскоре я обратил внимание на то, что и денег у него явно поубавилось. Не то чтобы он жаловался на жизнь. Более того, трудности свои он держал в строжайшем секрете. И экономил, по возможности не привлекая к этому внимания: перестал ездить на такси на том основании, что автобусы ходят ничуть не медленней, избегал дорогих ресторанов, поскольку, по его словам, тамошние роскошные блюда никак не уживались с его пищеварением. Визиты Анни также сделались более редкими. Артур взял в привычку рано отходить ко сну. Днем его теперь подолгу не бывало дома. Потом я выяснил, что значительную часть времени он проводит в штабе у Байера.

Следующей телеграммы из Парижа ждать пришлось недолго. Убедить фройляйн Шрёдер, столь же до бесстыдства любопытную, как и я сам, вскрыть конверт, подержав его над паром, покуда Артур не вернулся домой вздремнуть после обеда, не составило ровным счетом никакого труда. Тесно прижавшись, голова к голове, мы прочли:

— Вот видите, — воскликнула фройляйн Шрёдер, вся восторг и ужас, — она пыталась от него избавиться.

— Ради бога, что вы имеете…

— Ну же, герр Брэдшоу, — она настолько увлеклась, что даже шлепнула меня по руке, — ну разве можно быть таким непонятливым! От ребенка, естественно. Он, должно быть, послал ей какой-нибудь гадости… Ах эти мне мужчины! Если бы он только обратился ко мне, уж я бы сказала ему, что нужно делать. Гарантия полная.

— Ради всего святого, фройляйн Шрёдер, только не упоминайте ни о чем подобном при мистере Норрисе.

— Ну, герр Брэдшоу, уж на меня-то вы можете положиться!