Сам чертеж монтажного блока делать было рано, потому как, не зная какой толщины выйдет канат, нельзя было рассчитать канатоемкость барабана, а, следовательно, и его габаритные размеры.

Чертеж откладывался.

Поэтому, перелив в кувшин немного самогона, друзья направились к Василию Иванычу коротать с ним вечер.

Когда они вошли, профессор сидел под окном по-турецки и чиркал гусиным пером на бумаге.

Узнав о цели прихода гостей, он радостно заулыбался. Тут же перед гостями оказалась циновка с тремя пиалами и холодными остатками профессорского ужина.

— Что пишите, Василий Иваныч? — спросил Виктор после первой чарки и, потянувшись за мясным объедком.

— Знаете, ребята, — задумчиво ответил профессор. — Я бесконца размышлял о том феномене, что нас выбросил в этот мир. Мне необходимо разобраться в том, что с нами произошло.

— Есть уже идеи? — заинтересовался Сергей.

— Пока, в общих чертах. Одно ясно точно: наше мировоззрение должно претерпеть кардинальное изменение.

Виктор и Сергей удивленно переглянулись.

— Вот как? И в чем вы видите дефект у существующего? — спросил Виктор, наливая по второму.

Профессор испытующе разглядывал их. То ли думал, стоит говорить им или нет, то ли — поймут или нет. Скорее всего, именно второй вариант обдумывал сейчас. Потом, он, все-таки, решил попробовать.

— Вся проблема, — начал он пояснять друзьям, — в понятиях, которые внедряются в науки. Мыслители прошлых веков с одной стороны делали великое дело, что их создавали, и это продвигало умы вперед. А с другой стороны своим авторитетом цементировали их.

В науке возникали опорные незыблемые мировоззренческие установки. И если некий ум двадцать первого века замечает что-то не то и пытается их переосмысление озвучить, встречает большое сопротивление рецензентов. Для собственного же блага легче их не трогать, чем пытаться ломать.

— Это понятно, профессор. Так было всегда. — Сергей поднял пиалу, и остальные последовали его примеру. — Эти мастодонты от науки нужны науке, чтобы отсеивать лженаучные труды. Если есть новое, нужно суметь его доказать так, чтобы в любом случае вынуждены были принять.

— Верно, Сережа, — согласился профессор. — Но этот принцип отсева успешно применим в точных науках. В тех, которые проверяемы истинными основаниями мат. логики. Однако философия…. Сами подумайте о том, могут ли быть истинные основания у мировоззрения?

— Я согласен с вами, профессор, — поддержал этот аргумент Виктор. — Возможно, это и есть основная причина постоянных метаний философов из крайности в крайность.

— Совершенно верное замечание. И его нужно отметить. Налей-ка для этого еще по одной.

Они выпили, заели и Василий Иваныч продолжил свою речь.

— Так вот, друзья. Я все это к тому говорю, что возникла принципиальная потребность в переосмыслении некоторых фундаментальных мировоззренческих понятий. Иначе, то, что с нами произошло, не должно было случится. Потому что такое не бывает никогда. — И профессор заразительно засмеялся над своим выводом. Потом продолжил:

— Первое же понятие, которое требуется заново переосмыслить — это понимание объективной реальности.

Вы знаете, как она звучит в классической философии? Это, истинная форма существования материи. И она является таковой, вне зависимости от восприятия наблюдателя. То есть, в действительности. А действительность — это то, что уже существует. Отсюда и понятие бытия.

— А как быть с идеалистическим определением бытия? — спросил Виктор.

— Идеализм — детище прошлых веков, когда почти все мысли невольно опирались на непреложные религиозные догмы. Точно так же, как при советской власти философия невольно опиралась на непреложные марксистские догмы. И вообще, несчастие философии, да и истории, как науки в том, что, в отличие от физики, химии и иже с ними, она всегда была и остается в плену политических интриг. За ней зорко следят свыше, сами понимаете кто.

Так вот, философский подход в идеализме порочен своей обратной направленностью. Изничтожением познаваемости мира собственными силами.

А для этого необходимы дополнительные непознаваемые сущности, вроде всеобщего сверхиндивидуального духовного начала объективных идеалистов.

Одним словом, у них порочность мировоззрения вытекает из превышенной оценки жизненных явлений.

— Вы считаете, что есть и третье мировоззрение? — спросил Сергей, принимая из рук Виктора очередную пиалу.

— Теперь считаю, что есть, — ответил профессор, тоже принимая свою пиалу. — Давайте дернем, и я расскажу о нем вам первым.

Они не заставили себя ждать. Выпив, закусив, приготовились внимательно слушать Василия Иваныча.

— На самом деле, возможно, реальная объективность и действительность различаются по пространство-временным характеристикам.

Чтобы осознали, что я имею в виду, опишу вам необычный квазиэксперимент.

Вот, представьте себе, что у меня есть стационарный аппарат, который с огромной скоростью производит слайды. И я снимаю этим аппаратом в течение некоторого времени в заданном обзором аппарата пространстве резвящегося кота.