Зловещие события надвигаются на земли Вавилора, где издавна живут бок о бок расы людей, эльфов, гномов, драконов, вампиров и других разумных существ. Из древних легенд, из проклятых мест и заплесневелых колодцев выползли ниги – забытые боги, порождения тьмы и ужаса, могущественные существа с нечеловеческой логикой, угрожающие самому существованию Вавилора. И страшнее всего, что некоторые магические ордена готовы использовать их в качестве всесокрушающего оружия...
Прорицательница Радона даже не предполагала, что однажды ей придется встать на пути кошмарных нигов. Однако кому же, как не последней дочери истребленного народа, когда-то вступившего в смертельную битву со злобными богами, завершать не законченное много лет назад сражение?
Пролог
Оргеймская Пустошь
Мастер почувствовал себя так, словно на него вдруг напал манный пудинг. И даже не напал, что еще обиднее, а просто оказался за дверью вместо воздуха, едва мастер сделал шаг на улицу. И теперь Лерг торчал в вязком месиве как вишневая косточка.
В мире просто-напросто стоял снег. Не шел, не падал, а именно стоял – снежинка к снежинке, так плотно, как не мог себе позволить ни один из уважающих этот мир осадков. Тем более, снег, не предвиденный Лигой. И грянувший с ясного летнего неба.
Не будь Лерг телепатом, он бы запаниковал. Но он сначала прислушался, как паникуют одни, попавшие в пудинг, и распоряжаются издалека другие, не затронутые аномалией.
Нападение заподозрил не он один. Трудно не заподозрить. Снегу показалось мало обрушиться внезапно, так он еще выкинул странность, уложившись компактно, как солдатский скарб в заплечный мешок, аккурат в пределах стен. И не каких-нибудь, а охраняемых тщательнее королевских покоев – в сокровенном обиталище Лиги, в Оргеймской Пустоши. Снежок не затронул ни травинки за каменной границей на вершине холма, выделявшейся среди зелени, как тонзура монаха. Ни снежинки мимо.
Разумное объяснение случившемуся было только одно: Тварь, за которой охотилась Лига, пришла, наконец, за своей Деткой, спрятанной в укрепленных подземельях скита.
И мастер заторопился обратно, к входу в скрытые под внешними развалинами укрепленные казематы: подергать за удочку, проверить, жива ли Детка – наживка, на которую они уже год ловят Тварь, шевелится ли еще?
Наживка шевелилась весьма оживленно, можно было не беспокоиться. Она беззаботно опускала соломинку в стаканчик, наполненный мыльной пеной, и выдувала огромные мыльные пузыри, и те веселым жужжащим роем гонялись за ней по всей комнате. Девочка, уже вся в пенных брызгах, с визгом и смехом уворачивалась, носилась взъерошенной белкой, мячиком отскакивая от стены к стене, от пола к потолку.
По комнате реяла уже довольно приличная толпа хищных пузырей, сталкиваясь, и с легким хлопком пожирая друг друга при встрече. При появлении мастера стадо радужных монстриков разнообразнейшей формы, от дракончиков до волколака, с успехом взаимопожралось. Последняя бабочка с мордой брахиозавра радостно налетела на гостя, распушив прозрачные крылья, наделась разинутой пастью на голову и лопнула, обдав пеной и вкусным ароматом цветочного мыла.
– Cпасибо, я уже брился, – проворчал мастер, оттирая приветственный салют со щек.
Наживка с обличьем пятилетней девочки захлопала в ладошки:
– Ам! Лерг! Убит и съеден. Нигьн!
Последнее слово она изобразила как громкое сглатывание слюнок. В яблочко. Что есть Тварь, как не сплошной глоток, судорога глотки? Ее нельзя было даже назвать формой жизни, поскольку форм у ее жизни было не меряно: по легендам, она могла принять любое обличье.
Иногда телепат в тайне от всех, чтоб не прослыть сумасшедшим, подозревал, что Тварь в мире может быть даже одна-единственная, но во многих ипостасях, в тысячах фантомных проявлений, и бессмысленно за ними охотиться – это все равно, что ловить солнце, гоняясь за солнечными зайчиками.
Мастер присел, полузакрыв глаза, изобразил убитого наповал и произнес замогильным басом:
– Приятного аппетита. Уроки выучены?
Детка сникла. Заковыряла носком ноги невидимую дырку в полу для скорейшего проваливания под землю, заканючила:
– Ну, Ле-е-ерг, ну там так ску-у-учно! Трижды три, дважды два… из города А в город Б… Лучше бы в пункт минус А, и то интереснее.
Лерг скорбно вздохнул: что за судьба быть пожизненной нянькой у монстрих?
– Что за пункт такой?
Девочка возбужденно затараторила, замахала руками, объясняя, но тут же выдала очередной парадокс, и объяснение превратилось в горный обвал, под которым исчезло всякое понимание:
– …И тогда ваше заклинание скорости, равной расстоянию, деленному на время, не сработает, потому что времени нет! Но не так нет, как ты думаешь, а иначе нет. У вас нет – это ноль, от-сутствие, не-деяние. Но даже ноль – все еще есть, от-сутствие подразумевает суть вне данного локуса, от-рицание постоянно возвращает к рицаемому, а не-деяние оставляет само деяние в мире. Поэтому для вас настоящее недеяние невозможно: если не делаете вы, то мир делает вас. Ваше «нет» – это попросту «не то». А это обратное всему, что ты можешь помыслить, «нет» должно быть абсолютным неуказанием… Ну почему ты такой тупой, Али? В этих задачах матушка учила меня делить бесконечность на остановленное время!
Мастер одним махом выбрался из-под обвала:
– Дорогуша, у нас тут другая школа и другие задачи, попробуй решить их так, чтобы срабатывали наши заклинания.
Девочка обреченно кивнула головкой.
Как тяжек труд дрессировщика монстров! Не знаешь, какое обыденное слово может стать камнем преткновения – Детка даже в простых понятиях находила какой-то иной, парадоксальный смысл. А с виду девочка как девочка: русая косичка, веснушчатый нос, детская припухлая фигурка, бледное от недостатка солнца и свежего воздуха личико… И мощный, невероятный для детского разум, и невозможный для детских сил щит, закрывавший ее от телепатического прощупывания, из под которого просачивались сущие мелочи.