И он допил бренди.

— Закажите еще, — предложил Майк.

О'Фланаган жестом велел официанту вновь наполнить стакан и кивнул Барретту.

— Мой старый приятель, Уилсон Мизнер, любил говорить: «Как писатель я стилист, и моим самым лучшим предложением было: „Выпей стаканчик за счет заведения“». Ха! — Он рассмеялся, закашлялся и наконец вытер рот рукавом. — О чем мы говорили?

— О Париже.

— Точно, о Париже.

Барретт подождал, когда О'Фланагану пополнят стакан. Поэт немедленно сделал глоток.

— Мистер О'Фланаган, когда вы встретились с Дж Дж Джадвеем?

Услышав имя Джадвея, О'Фланаган перестал пить.

— С чего вы взяли, будто я знал Джадвея?

— Несколько человек говорили мне об этом. Сегодня утром, например, один человек, который когда-то беседовал с вами, доктор Хайрем Эберхарт…

— Кто-кто?

— Он профессор в Колумбийском университете. Написал книгу под названием «За пределами главного потока», в которой упомянул Джадвея. Эберхарт сказал, что вы беседовали несколько лет назад в этом баре.

— Такой карлик? Помню, помню. Почему вас интересует Джадвей? Пишете что-нибудь или как?

— Отвечу откровенно. Я адвокат и защищаю книгу Джадвея «Семь минут» на процессе в Лос-Анджелесе.

— А, тот процесс… — На лице О'Фланагана мелькнула тревога. — Читал, читал… Так вы адвокат? По-моему, из вас там делают котлету. Из вас и… бедного Джада.

— Поэтому я и пришел к вам за помощью. Говорят, что вы были одним из самых близких друзей Джадвея.

— Поэтому я и не собираюсь говорить о нем, Барретт. Я поклялся после его смерти. Его… довели до самоубийства. Джад заслуживает, чтобы его прах покоился в мире. Он заслуживает хотя бы покоя.

— Цензоры не дадут его праху покоиться в мире. Я хочу защитить его, не только спасти книгу и освободить ее, но и заставить уважать его имя. Боюсь, сейчас я в тупике, и мне нужна ваша помощь. — Барретт посмотрел на О'Фланагана, который молча пил бренди. — Мистер О'Фланаган, вы дружили, не так ли?

— Единственный друг, которому он доверял, за исключением Касси Макгро. Скажу вам больше: я горжусь его дружбой. Я знал его. Я знал Джада и Касси, был их другом. Мы познакомились у Сильвии Бич в ее «Шекспир и компания» на рю де л'Одеон, двенадцать. Хемингуэй, Паунд, Фицджеральд, все они околачивались там вместе с Джойсом. Я однажды пришел туда и познакомился с Джадвеем и Касси.

— Когда это было?

— Летом тридцать четвертого, когда он писал книгу.

— Кристиан Леру показал, что Джадвей написал ее за три недели.

— Леру дерьмо. Он вам скажет все, что угодно, за несколько долларов.

Сердце Барретта радостно екнуло.

— Вы хотите сказать, что он солгал под присягой?

— Нет, — возразил О'Фланаган, делая очередной глоток. — Я просто говорю, что он не всегда придерживался правды. Он мне никогда не нравился, и я не хочу о нем разговаривать.

— Так что, большая часть его показаний была правдой?

— Да.

— И рассказ о смерти Джадвея?

— В основном да. Книга вышла. У дочери одного из друзей Джадвея возникли неприятности, и этот друг обвинил Джадвея, потому что тот написал «Семь минут». Потом у Джадвея возникли трения с родителями. Он был очень чувствительным и впал в хандру. Об этом уже говорили на суде.

— Когда он убил себя?

— В феврале года тысяча девятьсот тридцать седьмого от Рождества Господа нашего. Аминь.

— В феврале тысяча девятьсот тридцать седьмого года? Я как раз пришел уточнить эту дату.

Когда Барретт достал из портфеля книгу доктора Эберхарта, О'Фланаган подозрительно покосился на него. Майк открыл книгу на нужной странице и показал О'Фланагану отмеченный абзац.

Закончив читать, О'Фланаган поднял глаза.

— Ну и что?

— Доктор Эберхарт сказал, что узнал об этом от вас.

— Может, и от меня.

— Тогда объясните мне, пожалуйста. Джадвей умер в феврале тысяча девятьсот тридцать седьмого года. Как он мог слушать репортаж о бое на звание чемпиона мира среди тяжеловесов, который состоялся четыре месяца спустя? Как он мог прочитать книгу Миллера, которая была опубликована два года спустя?

О'Фланаган тупо уставился на Барретта, поднес к губам стакан и сделал медленный глоток. Потом поставил стакан.

— Может, этот Эберхарт не расслышал меня.

— Мистер О'Фланаган, даже если он вас неправильно расслышал, магнитофон не мог расслышать вас неправильно. Он записал разговор с вами на магнитофон и прокрутил его мне по телефону два часа назад.

— Ну, тогда, может, я ошибся. Наверное, в тот вечер я перебрал.

— Эберхарт сказал, что вы были трезвый, как стеклышко.