— Спасибо. Я этого не заметил, — сказал он. — Я вам очень благодарен.

— Ну вот, — она улыбнулась, — желаю вам всего доброго, хорошего. Прощайте.

Она протянула руку, и он пожал ее. Сестра Сесилия быстро повернулась и ушла к себе. Флеминг постоял, глядя ей вслед, а затем спустился в салон-читальню, где за газетой терпеливо стал ждать прибытия в порт.

— Господин Флеминг!

Инженер поднял голову. Перед ним стояла Вильма. Он встал.

— Доброе утро, госпожа Шредер.

— Господин Флеминг, мне очень хотелось бы снова с вами встретиться.

Она старалась выглядеть приятной. Флеминг подумал, что она действительно могла бы быть интересной женщиной, если бы ей сбавить лишние килограммы, стереть складки на лбу и у рта... Он ждал, что будет дальше.

— Не могли бы вы дать мне ваш адрес?

«Вот оно что!..» — подумал Флеминг и, улыбаясь, ответил:

— У меня нет адреса. Я отказался от квартиры и сдал свои вещи на хранение.

— А ваши знакомые? Неужели они не смогут вам писать?

— Осяду где-нибудь, тогда сообщу им адрес. Они меня знают, не будут волноваться.

— Может быть, адрес вашей работы?

— Лучше дайте мне ваш адрес. Я напишу вам.

Вильма с трудом скрывала свое разочарование.

— Мне лично очень хочется встретиться с вами... — Она замялась. — На домашний адрес лучше не писать. Ганс очень нервный, он может не понять. Лучше, если бы я могла написать вам сама.

«Хитрая», — подумал Флеминг. И сказал:

— Я вам буду писать до востребования на почтамт в Кёльн. Хорошо?

С этим предложением ей пришлось согласиться.

У входа в салон стояли Пьер, Аннет и Шредер.

«Обмениваются адресами», — подумал Флеминг, видя, как они что-то записывают. Адрес и телефон Дево у него были и к ним он собирался зайти, но если там будет Шредер? Надо подумать, стоит ли.

В суматохе паспортного контроля и таможенного досмотра Флеминг потерял Шредеров из виду.

В районе бульвара Сан-Мишель, на левом берегу реки, множество ресторанов и кафе. Некоторые из них славятся тем, что их посещают модные писатели, поэты, художники. В этом районе сосредоточены высшие учебные заведения: университет, политехническое училище, медицинский институт, горный институт и другие — и поэтому в кафе и ресторанах во время семестров всегда много студентов, любящих горячо и громко поспорить по любому поводу.

Кафе «Клюни» на бульваре Сан-Мишель, как и другие в этом районе, привлекало немало студентов, но в конце июля 195* года привычного гомона здесь не было. Студенты сдали экзамены и уехали домой. Литераторы, поэты и художники, если им позволяло их финансовое положение, готовились, как и все буржуа, уехать на каникулы куда-нибудь подальше из душного города, наводненного к этому времени туристами. Теперь кафе посещал народ случайный, а оставшиеся в городе представители богемы не отличались от прочих посетителей.

Люди заходили, заказывали кофе, булочку, читали газету или беседовали с приятелями.

Около девяти вечера в кафе было не очень людно. За одним столом сидели два посетителя и о чем-то спорили. Можно было подумать, что они рыбаки и показывают друг другу, какая рыба сорвалась с крючка, когда они удили у острова. У стены сидела молодая пара, по одежде и поведению — американцы. Они заглядывали друг другу в глаза, целовались и обнимались.

Инспектор полиции Фриссон зашел, чтобы выпить чашку кафе-нуар и съесть круассон. Он весь день не ел: с трех часов он почти непрерывно распутывал дело в пятом районе и, когда шел к метро, почувствовал голод. Жена и дочка, ждавшие его к праздничной трапезе по случаю дня рождения дочки, наверно, обиделись и больше не ждут.

По привычке он занял место, откуда все было видно, и, дожидаясь официанта, стал осматриваться. Он сразу приметил молодую пару и подумал, что если бы его дочка Марианна вела себя так, он учинил бы ей хорошую порку. А эти американцы. Тьфу! Стыда нет! Неужели они так же ведут себя дома?

Рыбаки его не интересовали. Рядом с ними был молодой писатель, которого полицейские пятого района частенько отправляли домой, но не потому, что, выпив немного лишнего, он скандалил или безобразничал. Нет. Он то рыдал и громко призывал посетителей посмотреть на него, второго Рембо, у которого не хватает духу последовать примеру первого Рембо и отправиться на тот свет, опустившись в бездну человеческих пороков; то воображал себя Вийоном и громко скандировал наиболее скабрезные стихи великого поэта. Голос у него был высокий и громкий и наводил уныние на посетителей. Сейчас он тупо рассматривал свою чашку кофе и молчал.

Взгляд Фриссона скользнул по столикам. С уст сорвалось громкое восклицание.

Подошедший официант от неожиданности чуть не уронил поднос с кофе и круассоном.

— Что-нибудь вам не нравится, инспектор? — спросил он.

— Нет, нет, Жорж. Это я по другому поводу. Посмотри-ка: ты этих посетителей, вон там у правой стены, напротив входа, видел раньше? Часто бывают?

— Нет, не видел. Но сейчас постоянных клиентов очень мало, разъехались. Приходят всякие. Я бы не хотел встретиться с этими двумя на темной улице.