— Прошу прощения, мэм, — поспешил извиниться Херринг, — но мне показалось, что вам не захочется попасть в газеты.

— Я всегда готова помочь, это мой гражданский долг, но мне, как и всем, хочется, чтобы это оценили, — пробормотала она тоном респектабельной леди.

— Это справедливо, — поддержал ее Маркс. — Значит, вы вышли с собакой и тут же заметили лежащего мужчину?

— Да, так оно и было. — Миссис Финни на сей раз признала то, что вчера отрицала. — Это самое ужасное, что может случиться с человеком, живущим в таком районе. Бедняга хотел подняться, а я, решив, что он пьян, схватила Денди за поводок и поскорее ушла.

Маркс не без страха ожидал, что ее показания окажутся вполне правдоподобными: если бы лежащий мужчина не задвигался, у свидетельницы не появилось бы опасений, что он пьян. Это говорило о том, что совершено два нападения — одно в вестибюле дома Анны, другое на улице, когда жертва стала приходить в себя от удара по голове. Если это так, то мотивом первого нападения не был грабеж. В обоих случаях первый и второй из нападавших ничего не получили.

— Вы помните время, когда впервые увидели жертву, миссис Финни?

— Это было где-то в десятом часу, — ответила женщина. — Денди больше не выдержал бы. Он стареет, как вы сами видите. Мы всегда останавливаемся у бара Моллоя на Третьей авеню выпить стакан пива и посмотреть телевизор, но вчера я этого не сделала. Я все думала об этом бедняге, он засел у меня в памяти, хотя я сразу не поняла этого. Мы с собакой дошли до Моллоя и повернули обратно.

Маркс поближе склонился к ней, приглашая к доверию.

— Вы по дороге никому не рассказывали о бедняге?

— Что вы хотите сказать?

— Вы только что сказали, что думали о нем, вас, возможно, тревожило, что ему плохо?

— Я подумала, что если он там, я, пожалуй, вызову полицию, когда вернусь домой.

— И вы бы непременно сделали это, — поддержал ее Маркс. — Итак, вы с Денди шли по Десятой улице к Третьей авеню и повернули на север, направляясь к бару Моллоя.

— Вы знаете этот бар? — спросила миссис Финни и впервые улыбнулась. Казалось, она встретила давно потерявшегося из виду родственника. — Это очень странное старое заведение, но в нем чувствуешь себя как дома.

Маркс понимающе кивнул.

— До того, как вы свернули на Третью авеню вы кого-нибудь встретили?

— Нет. Если бы встретила, то перестала бы волноваться.

Маркс подумал, что свидетели всегда врут, хотя им кажется, что они говорят правду.

— Я помню банду мальчишек, когда я вышла на Третью авеню, но куда они девались, я не знаю. Я боюсь таких банд.

— Вы хоть что-нибудь помните о них?

— Они… не были… — Миссис Финни сделала неопределенный жест и, заморгав глазами, указала на Херринга.

— Черными? — помог ей Маркс.

— Цветными, — поправила она его с легкой укоризной.

— Так они были или не были черными? — уточнил Маркс.

— Не были. Я слышала, как они разговаривали и смеялись. Кто-то из них даже крикнул «олле!», кажется, по-испански. Но вблизи я их не видела, просто лица в ночной темноте.

— Последний вопрос, — попросил Маркс. — Когда вы проходили мимо входа в дом, возле которого лежал этот мужчина, вы не заметили, горел ли свет в вестибюле?

— Не помню, офицер, но, думаю, если бы свет горел, я бы лучше его разглядела. Вы не должны думать обо мне плохо из-за того, что я прошла мимо. Одинокая женщина может попасть в любую беду. Вот, например, та девушка, которую он якобы навещал. Не думайте, что я осуждаю ее.

— Мы еще не уверены в том, что он навещал ее, — поправил ее Маркс.

— Тогда незачем писать об этом в газетах, — произнесла праведная миссис Финни.

Спускаясь в лифте, Маркс, не удержавшись, сказал Херрингу:

— У евреев о таких говорят — она не дотронется до павшей лошади, даже если та на картинке.

Выйдя из дома, они остановились на тротуаре и окинули взглядом улицу, все еще огороженную полицией, хотя никто уже ничего не искал. На тротуаре перед домом миссис Финни кто-то мелом написал: «Да здравствует Фидель!». Маркс улыбнулся, представив себе реакцию старой дамы. А затем, посерьезнев, вспомнил: банда ребят, говорящих по-испански…

Херринг в который раз отметил про себя, насколько днем улица не похожа на вчерашнюю, ночную. Напротив стоял лесной склад, который ночью с закрытыми воротами казался еще одним двухэтажным домом в этом квартале. Днем же был виден двор со штабелями леса. Это почему-то взволновало Херринга, но он ничего не сказал лейтенанту, а сам подумал: будь он мальчишкой, не найти лучшего места, где можно здорово спрятаться.

Маркс видел, как по улице идут два детектива, заглядывая во все баки с мусором. За ними хвостом тянулась арабская детвора, слишком юная, чтобы учить алфавит по-английски, но отлично освоившая искусство дразнить полицейских.