Он перевернул страницу назад и посмотрел, кто был здесь вчера вечером. Стейнберг, Хойт, О’Рурк, Робби — все расписались в девять двадцать пять. Анна Руссо пришла в девять часов пятьдесят минут. Студентов допрашивали сегодня утром. Они приехали в полицейский участок в полдень, и Маркс сам с ними беседовал. Все они вчера вечером покинули лабораторию в одиннадцать сорок пять.

Маркс вышел наружу. Расположившись на ступенях крыльца, подростки играли в карты. В наступившей минутной тишине, когда затихает шум машин перед светофором на перекрестке, Маркс услышал звон монет о цемент. Какой-то пьяный поучал играющих, надеясь заслужить у победителя хотя бы на одну затяжку. Переполненный нищетой район Бауэри в непосредственной близости к Бродвею уже выплеснулся из своих краев. Шофер грузовика, груженного камнем, пытался найти место, где бы выгрузиться, не мешая детворе, игравшей в мяч. Маркса удивило, что дети не в школе, но он вспомнил, что день уже на исходе. Отчаявшийся шофер начал сигналить, и улица наполнилась какофонией новых звуков, скрежетом и грохотом. Маркс заметил, что на ней одностороннее движение — с востока на запад.

Он вернулся к газетному киоску на углу. Его хозяин оказался словоохотливым человеком с беззубым ртом — в верхней челюсти не хватало по крайней мере шести передних зубов. Однако это не мешало ему говорить без умолку. Его язык ловко плясал в пустом пространстве беззубого рта, отчего выговариваемые слова приобретали свой особый смысл и не были лишены остроумия.

— Вы уже третий, кто спрашивает меня об этом. Вы добьетесь того, что от повторов сотрется картина, которую я еще держу в памяти.

— А у вас есть картина?

— Конечно. По-вашему, я сочиняю на ходу? — Его язык выглянул и скрылся. — Я видел мисс Руссо, когда она сошла с автобуса. Вернее, я не видел, как она с него сходила, но когда автобус отъехал, она уже переходила улицу. В это время подошла машина, развозившая «Таймс», водитель высунул голову в окно и окликнул меня… — Продавец газет умолк и теперь как-то странно посмотрел на Маркса. На его лице появился испуг. Он медленно покачал головой, как бы вспоминая что-то забытое.

— Окно. Окно машины, — повторил он, явно волнуясь. — Я увидел профессора. Я знаю, что видел его! Он приехал сюда на машине.

— Профессор Бредли? Вы уверены в этом? Он помахал вам из машины?

— Кажется, но клясться не стану. Он был похож на него. Но я никогда раньше не видел, чтобы он ездил на машине. Он всегда проходил мимо и просил оставить ему номер «Таймс».

— Он помахал вам? — снова переспросил Маркс.

— Нет, ничего такого не было. Он просто сидел в машине, а кто-то другой был за рулем…

— Они ехали по направлению к вам? — перебил его Маркс и рукой показал направление.

— Да, да.

— Против движения, на вашей улице?

— Тогда улица была пуста, — ответил Хэнк, вспоминая.

— Тогда, значит, вы хорошо разглядели его машину? — предположил Маркс.

Хэнк покачал головой.

— Это произошло так быстро, всего несколько секунд. Я даже ничего не запомнил о машине, пока меня не стали расспрашивать о ней. Это был простой седан. Кажется, черный. Я не помню цвет.

Маркс окинул взглядом улицу. Тот, кто вез Бредли, встретил его прямо у входа в лабораторию, когда они оба к ней подошли с восточной стороны. Если бы Бредли прошел пешком до киоска, Хэнк узнал бы его.

— Вы видели профессора до того, как мисс Руссо сошла с автобуса, Хэнк?

— Если я его действительно видел, — ответил Хэнк, теперь уже полный сомнений. — Это, должно быть, было раньше. Как только приезжает машина с «Таймс», сами понимаете…

Невероятно, думал Маркс. Покидая улицу, забыв о ленче, он думал о том, как странно переплетаются события того вечера. Первым это подметил инспектор Фицджеральд, когда удивился, что Анна Руссо и профессор Бредли не столкнулись на своем пути в лабораторию. Именно ее поведение в тот вечер не могли предвидеть злоумышленники. Так ли это? Без серьезных доказательств никто из разумных детективов не исключил бы и ее участия во всем этом.

Теперь, как никогда, необходимо было заняться поисками мотивов.

Во второй половине дня Маркс уже мог сопоставить показания всех участников вечеринки в доме доктора Бредли.

Студенты-физики были приглашены через Боба Стейнберга, которому еще до ленча позвонила Луиза. Она всех предупредила, что Джанет просит, чтобы все пришли к шести часам. Будет что выпить и закусить. Питер к тому времени уже приедет. Это сообщение почти без изменений было доведено до сведения каждого, что все и подтвердили при допросе.

О фильме знали все, но до разговора с Питером расценивали его как пропагандистский трюк русских. Однако, по словам молодого О’Рурка, Питер в Афинах получил заряд энтузиазма. У него было такое чувство, будто получено нечто стоящее.

Никто из гостей не думал о том, что после вечеринки возникнет мысль поехать в лабораторию, но никто и не удивился тому, что они вдруг это сделали. Самое любопытное, никто не помнил, кто внес такое предложение. Анне казалось, что это произошло после того, как Луиза сказала: «Вы не собираетесь сегодня вечером в лабораторию, не так ли?» Стейнберг предполагал, что желание пойти в лабораторию возникло, когда Питер заверил, что это не надолго. О’Рурк сказал, что он с товарищами уйдут пораньше, а Стейнберг возразил, считая, что надо уйти всем вместе. Без слов было ясно, что Питер отправится в лабораторию один и чуть позднее, вслед за ними. Это как бы само собой разумелось, и никаких комментариев никто не делал.