Шрифт:
Антуан объединяет в одном чувстве мать и жену:
«Это немного ради Консуэло, что я вернулся, но это благодаря вам, мама, возвращаешься. Догадывались ли вы о том, какой вы ангел-хранитель, такая слабая и такая сильная, и мудрая, и преисполненная благости, и благословляющая, что к вам одиноко в ночи возносишь свои мольбы...»
Двумя годами позже, рассказывая в «Земле людей» о своем трагическом приключении и о том, как он, плутая с Прево два дня в пустыне, прошел более 60 километров без капли воды во рту и свалился у разбитого самолета, Сент-Экзюпери говорит: «Предо мной возникают глаза жены. Я вижу только эти глаза. Они вопрошают...»
Да, Антуан чувствовал себя ответственным за жену, и он был полон снисхождения к этой «маленькой экзотической птичке». Мы уже приводили этому другой пример в главе «Военный летчик».
Воспитание и в значительной мере глубокое уважение и любовь к собственной матери еще укрепляли в нем серьезное отношение к роли мужа, как опекуна своей жены.
Для отношения Сент-Экзюпери к браку вообще характерно его письмо к Ринетте, написанное в апреле 1931 года, должно быть, всего через несколько дней после свадьбы.
Вечер. Поздно, полночь. Сент-Экс в Агее у своей сестры Диди. Все уже легли спать. Даже его молодая жена. Он один в тишине со своими мыслями. В окно он видит море, которое луна усеяла серебряными блестками. «Они мерцают на тихой глади, подобно листкам фольги на опустевшей ярмарочной площади, где еще не погасли огни. Большая пустынная площадь, которую днем оживлял полет бескрылых чаек».
Антуан чувствует необходимость поделиться с кем-нибудь своими чувствами. Он берет лист бумаги, перо и садится к огню, горящему в камине.
«Вот и...»
Все остальное в этом письме для нас сейчас не имеет значения, а для Сент-Экзюпери это всего-навсего немного разворошенного пепла, из которого иногда вылетает несколько искр.
Вот и свершилось непоправимое! Для него уже нет пути назад...
В отношениях с подругой доминирующее чувство — это чувство обоюдной свободы и интеллектуальной близости. К ней он предъявляет требования, какие предъявляют только к ближайшему другу. Конечно, он не был бы мужчиной, если бы не стремился к обладанию столь привлекательной женщиной, в особенности на первой стадии их сближения. Но, как и в отношениях с Консуэло, эта сторона играла в их многолетней связи лишь второстепенную роль. Характерно, что Консуэло, вполне осведомленная об этой близости, ревновала Антуана к другу так же яростно, как и ревновала его к самолету и перу, но вовсе не ревновала к женщине или, если у нее и было такое чувство, так умело скрывала его, что никто никогда ничего не замечал.
И что удивительного, что при взаимопонимании, существовавшем между Антуаном и Н.. он сделал ее своей духовной наследницей? Удивительно скорее другое — то, что, не будучи профессиональным литератором, она не только справилась со своей задачей, но и написала под псевдонимом Пьер Шеврие блестящую книгу о своем друге, из которой все исследователи Сент-Экзюпери черпали и черпают бесценную документацию о писателе-летчике. Книга эта написана с большим тактом, и если в ней и проскальзывает иногда желание идеализировать Сент-Экзюпери, то все же самый привередливый критик не сможет усмотреть в ней и намека на что-нибудь другое, превосходящее обычную для каждого искреннего автора влюбленность в своего героя.
Однако уже то, что Сент-Экзюпери избрал Н. своей духовной наследницей, вызвало ряд осложнений, чуть не закончившихся драмой.
Дело в том, что литературное наследство писателя, заключавшееся в рукописях, бережно хранившихся в небольшом голубом чемоданчике, который Сент-Экзюпери всегда возил с собой, при отсутствии завещания принадлежало по закону кровным родственникам, в данном случае матери Антуана. Но на него претендовали как Н., так и Консуэло. Единственным указанием на последнюю волю самого Сент-Экзюпери был найденный в его бумагах полетный лист с набросанными на оборотной стороне несколькими строчками. Строчки эти явно свидетельствовали о том, что Антуан хотел назначить своей духовной наследницей Н. Однако хотя эти строчки и были написаны рукой Сент-Экзюпери и можно было легко установить время их написания (за несколько дней до смерти), под ними не стояло ни даты, ни подписи. С точки зрения закона такое завещание не могло носить бесспорного характера. Чуть было не разразился процесс. Консуэло была взбешена и метала громы и молнии. К счастью, мать с ее обычной деликатностью отстранилась от этого спора и, по-видимому, сумела оказать соответствующее давление и на Консуэло. По решению друзей и боевых товарищей Сент-Экзюпери рукописи были переданы Н.
Медленно, тщательно Н. разбирает документы, часть из которых уже опубликована. Дело это не легкое. Ведь сам Антуан иногда не мог разобрать некоторые свои записи.
Со временем, когда будут разобраны все оставшиеся после Сент-Экзюпери документы, когда будут собраны и опубликованы все его письма, для будущего биографа не составит труда полностью восстановить духовную жизнь Сент-Экзюпери, и тогда, возможно, то, что сейчас нам еще не совсем ясно, полностью разъяснится.
«Цитадель»
Несмотря на некоторое моральное успокоение, которое вносит в жизнь Сент-Экзюпери присутствие в Алжире подруги, ему трудно перебороть себя, трудно стряхнуть с себя угнетенное состояние.
Он хотел бы писать. В комнате под боком рукопись «Цитадели». Он то добавляет в нее несколько строк, то правит ранее написанное. «Но работать трудно, — пишет он в одном письме. — От этой ужасной Северной Африки у меня загнивает сердце. Я больше не выдерживаю. Это могила. Как просто было вылетать на задание на „Лайтнингах“!»