Как выяснилось позже, при изучении, челюсть принадлежала млекопитающему из очень древней и интересной группы диноцерат, сочетавших в себе признаки хищных и копытных млекопитающих. До палеонтологических работ в Монголии диноцераты были известны только из Америки. Теперь же оказывалось, что они имеются и в центре азиатского материка. Вопрос о родине млекопитающих ставился давно, и вот сейчас оправдывалась смелая догадка русского палеонтолога А. А. Борисяка о том, что Центральная Азия — колыбель многих групп позвоночных, в том числе и млекопитающих, ибо Центральная Азия с середины мезозойской эры оставалась сушей, и, стало быть, здесь были наиболее подходящие условия для развития наземных животных. Забегая несколько вперед, скажу, что это местонахождение (Наран-Булак) дало впоследствии великолепный материал, который мы здесь накопали в 1949 году. Профессор К. К. Флеров, занимавшийся изучением наран-булакских диноцерат, выделил их в новый род — монголотерий.

Наши поиски пришлось вскоре прекратить, так как началась песчаная буря с дождем. Единственным убежищем на этом голом месте был "Козел", в котором мы и укрылись.

В 9 часов вечера мы прибыли на Цаган-Улу, но никаких признаков появления "Дракона", на котором должен был приехать Эглон, не было. Становилось прохладно, и порядком хотелось есть. В 11 часов вечера, когда уже совсем стемнело, мы решили отправиться навстречу "Дракону" и в крайнем случае доехать до лагеря, чем мерзнуть всю ночь, скорчившись в машине. Мы взяли прямо на север - к руслу, по которому должен был пройти "Дракон". В темноте кажется, что оврагов и ям становится в несколько раз больше, чем их можно было увидеть днем. Так было и теперь. Наш "Козел" то и дело либо нырял в какие-то канавы, либо выпрыгивал на неведомые холмы. Александров потихоньку ругался, мы же молчали, каждый занятый своими мыслями, хотя у всех имелась и одна общая мысль — о кружке чая у костра и спокойной ночи в спальном мешке.

Добравшись, наконец, до русла, мы увидели в нем свежий след "Дракона", который, вероятно, проехал несколько дальше, чтобы удобнее было выбраться из русла на плато. Так оно и оказалось — через несколько километров, где русло потеряло берега, след круто завернул к Цаган-Уле, у подножия которой теперь пылал костер. В 12 часов ночи мы уже грелись около огня и с наслаждением пили чай. На свет костра бежали во множестве скорпионы и фаланги, но это нас уже мало беспокоило.

На другой день мы продолжили обследование Наран-Булака, до которого от Цаган-Улы было всего 9 километров. Здесь оказался родник с прекрасной питьевой водой, которую можно было пить сырой: она вытекала прямо из ниши в скале, куда не мог зайти скот, и была совершенно прозрачной и ледяной. Чьей-то заботливой рукой был положен на камушек даже медный ковшик, который придавал воде особо приятный вкус, делая ее к тому же еще более холодной.

Совсем изнемогшие от зноя, часа в три мы вернулись в лагерь, дополнив наши вчерашние находки отдельными костями диноцерат.

Немного отдохнув и пообедав, я выехал на "Драконе" в "Лукьян-Сомон". Остальные участники должны были продолжить раскопки на Цаган-Уле и ее дальнейшее обследование.

Русло, по которому мы возвращались, после вчерашней бури перемело барханом, и пробиться удалось с величайшим трудом: против сыпучих песков оказались бессильны даже три оси и десять колес машины.

Только поздно вечером мы добрались до "Лукьян-Сомона". Все машины, нагруженные коллекциями, ушли в Далан-Дзадагад. "Дракона" Иван Антонович решил использовать для переброски небольшого отряда в Нэмэгэту, с целью раскопать позвоночник динозавра, обнаруженный экспедицией в 1946 году в Северо-Западной котловине Нэмэгэтинского местонахождения. Туда была отправлена Лукьянова с четырьмя рабочими. Раскопки дали блестящие результаты — через четыре дня отряд вернулся с полным скелетом утконосого динозавра — зауролофа, именно того, о котором я уже упоминал раньше и который украшает ныне вестибюль Палеонтологического музея Академии наук СССР в Москве.

В отсутствие наших машин и отрядов мы с Ефремовым подогнали отчетные дела по экспедиции. 14-го прибыли машины из Далан-Дзадагада и вернулся цаган-улинский отряд, пополнив наши сборы новыми коллекциями черепах, динозавров и млекопитающих. Теперь вся экспедиция была в сборе.

Имущества в лагере оказалось так много, что увезти в один рейс все нечего было и думать. Поэтому в Далан-Дзадагад отправился полный караван наших машин и почти весь состав экспедиции, кроме Ефремова, меня, Лукьяновой и Александрова, оставшихся до следующего рейса.

Мы иногда отправлялись в холмы собирать орудия первобытного человека, которых оказалось немало в окрестностях "Лукьян-Сомона". Это были орудия неолитического времени, такого же типа, как и в Баин-Дзаке: наконечники стрел, скребки, ножички и нуклеусы, т. е. болванки, из которых изготовлялись орудия. Орудия были разного цвета и разного минералогического состава: из халцедонов, яшм, агатов и кремней. Впоследствии эта неолитическая стоянка была обследована археологами, собравшими здесь дополнительные коллекции.

Скелет зауролофа в Палеонтологическом музее АН СССР

Для середины июля установилась не свойственная лету холодная погода с мелкими каждодневными дождями. К ночи же небо прояснялось и густо высыпали звезды, создавая какую-то необычайную прелесть и красоту тихой и черной гобийской ночи. Мы с Иваном Антоновичем в палатке не спали и могли наслаждаться этой ночной красотой, потихоньку мечтая о далеких и загадочных звездных мирах, которым Ефремов несколькими годами позже посвятил свой роман "Туманность Андромеды".