Дениг делал много записей, и это говорит о его врождённом трудолюбии, ведь эта деятельность была для него добровольной. Среди его работ можно встретить даже некоторые материалы очень специального назначения. Так, например, медицинский журнал Сент-Луиса опубликовал его пространную статью «Свидетельства о медицине и хирургии индейцев Кри, записанные непрофессиональным наблюдателем, который жил среди них несколько лет и был знаком с их языком, обычаями и нравами». Однако Денига ни в коей степени нельзя называть историком, равно как и подавляющее большинство других торговцев и путешественников, которые оставили свои свидетельства о быте и нравах дикарей. Материалам Денига не свойствена даже самая малая аналитика, они представляют собой перечисление фактов. Бесспорно, история не может обойтись без фактов, точнее говоря, её просто не было бы, если бы никто не фиксировал факты. Но рано или поздно количество должно переходить в качество. Возможно и даже скорее всего, Дениг не ставил перед собой никакой цели, кроме пересказа того, что приходило ему на память. Но он, к сожалению, в этом зачастую бывал неточен. Он мог подробно изложить детали столкновения Арикаров с Ассинибойнами и назвать дату этого сражения, но теперь выясняется, что в своих письмах, отосланных кому-то «по горячим следам этого сражения» он указывал совсем другие племена. Получается, что его совершенно не беспокоила историческая точность его воспоминаний, он даже не пытался восстановить что-либо по документам, хранившимся в форте и у него дома. И поскольку таких неточностей в его «Пяти племенах верхнего Миссури» достаточно, то невольно возникает вопрос, насколько этот автор и ему подобные заслуживают доверия? И всё же он – человек, видевший многое собственными глазами, и потому, несмотря на многие огрехи его книги, представляет большой интерес как один из первоисточников. Разумеется, он не был первым, кто зафиксировал на бумаге жизнь индейцев верхнего течения Миссури. Первейшим письменным свидетельством принято считать сообщения торговца Пьера Ла Верендри, посетившего племя Манданов в 1738 году. Затем Жан-Батист Трудо поведал о жизни Арикаров. А в 1804 году по Миссури прошла знаменитая экспедиция Кларка-Льюиса, оставившая дневник долгого похода.

Как-то уж само собой сложилось мнение, что в жизни аборигенов Верхнего Миссури девятнадцатого столетия произошло два события, перевернувших их жизнь. Первое из них – экспедиция Кларка-Льюиса, второе – эпидемия оспы 1837 года. Что касается приезда Кларка и Льюиса, то результаты этой экспедиции имели гораздо большее значение для белых людей, чем для туземцев. В индейских календарях (так называемых Перечнях Зим) появлению этих белых людей не придавалось особого значения; индейцы просто не осознавали, что за событие произошло: эта экспедиция положила начало настоящему широкомасштабному покорению западных земель, а индейцы раз и навсегда превратились в неотъемлемую часть мира белых людей. Что же касается оспы, то здесь мнение историков не разошлось с мнением краснокожих: болезнь, завезённая на пароходе, нанесла сокрушительный удар по большинству племён.

Несмотря на многие очень любопытные свидетельства, целые пласты жизни туземцев остались за пределами наших знаний. Сегодня их уже не восстановить, ибо нынешние индейцы полностью приобщились к «цивилизованному» миру белых людей и превратились в настоящих американцев. О многом можно лишь догадываться, и хорошо, если обнаруживаются хоть какие-нибудь косвенные упоминания о том, что может помочь в восстановлении картины далёкого прошлого. А нерешённых вопросов по мере погружения в историю становится больше и больше. Мне интересно знать, как индейцы чистили зубы и как ходили справлять нужду; мне хочется знать, отводились ли для этого специальные места? И т.д. Не раз я слышал ханжеские голоса: «Подобные вопросы совершенно бессмыслены, бестактны, неэтичны». После выхода в свет моей книги «Хребет Мира» меня упрекали в том, что я «готов залезть даже под набедренную повязку индейцам». Не стану возражать, потому что понять культуру народа можно только в одном случае: познав её целиком, заглянув в самые потаённые углы. Написанная людьми история может быть многоцветна, а может быть безликой, но истинная история не бывает бесцветной. Скрытая сторона жизни, внезапно открывшаяся любопытному взору, не делает и не может сделать жизнь менее достойной нашего внимания. Сами индейцы вовсе не стеснялись выяснять такие вопросы, потому что они были уверены, что должны были знать всё. Они стремились удовлетворить своё любопытство любыми способами, не считаясь с чувствами белых людей. Голландский путешественник Ван Ден Богаэрт вспоминал: «Они все, и молодые и старые, так осматривали нас, что мы с трудом пробивали себе дорогу. Они толкали друг друга поближе к огню, чтобы лучше разглядеть нас, и была уже почти полночь, когда они разошлись. Днём мы не могли даже отлучиться по нужде, потому что и в это время они бродили вокруг нас, не испытывая никакого стыда». Они хотели удостовериться в том, что белокожие пришельцы делали всё (в физиологическом смысле) так же, как и сами индейцы. Это означало, что пришельцы – такие же люди, что у них такие же кишки, мозги, желания, страсти. Миклухо-Маклай, путешествуя по островам Океании, не позволял себе обходить стороной ни способы изготовления плетёной посуды, ни позиции партнёров во время сексуальных сношений. Он тщательно фиксировал, каким образом делалось оружие, обрабатывалась кожа убитых зверей, строились хижины, готовилась еда, протыкались семянные каналы мужских половых органов и т.д. Ничто не казалось ему мелким, всё было важным, ибо всё, что он видел, было жизнью. Информация о личной жизни и тем более о правилах гигиены (если бы таковой информации было достаточно) дала бы более точную характеристику «примитивных народов». Ведь несмотря на обилие всевозможных медицинских, воинских и тайных обществ, у индейцев не было общественной структуры, которая занималась бы, например, уборкой территории. Институт ассенизаторов был чужд им, человеческие испражнения (равно как испражнения домашних животных) оставались где угодно. Существуют, например, свидетельства семнадцатого века о Команчах, в которых утверждается, что эти индейцы, несмотря на всеобщую привычку купаться в реке при любой погоде, воспринимались испанцами как весьма нечистоплотные люди. Хуберт Бэнкрофт указывал в своём отчёте за 1867 год правительству США: «Они испражняются прямо подле своих жилищ; они оставляют отбросы всех видов – мёртвых животных, их шкуры – непосредственно около жилья». Для кочевой деревни это не имело большого значения, так как при переездах людей с места на место мусор оставался гнить далеко позади, однако для оседлого племени этот вопрос весьма важен, ведь окрестности рано или поздно должны были превратиться в смрадную свалку. Кроме того, если деревня была обнесена частоколом (например, у Манданов), то «туалет» внутри этой огороженной территории заставил бы задохнуться население от запаха экскрементов, ведь никакого подобия канализации там не существовало. Что же касается выхода по нужде за пределы ограждения, то это было сопряжено с постоянной угрозой нападения со стороны притаившегося где-нибудь вражеского лазутчика.

Впрочем, это (опасность прогулок за пределами деревни) относится ко всем стойбищам, кочевым и оседлым. Хорошо известно, что индейцы не гнушались нападением на одиноких женщин или неосторожных любовников, уединившихся подальше от глаз любопытных соплеменников.

Руфь Ландерс обращает внимание на то, что индейцы очень беспокоились за безопасность женщин, находившихся во время менструального цикла в удалённых от общей деревни хижинах, где проходило очищение. Эти женщины зачастую становились первейшими жертвами при нападении врагов, хотя известно, что женщины в таком состоянии считались почти неприкасаемыми (во многих племенах даже взгляд такой «нечистой» женщины, брошенный на кого-либо, считался оскверняющим и разрушающим воинскую силу). В этом случае возникает вопрос: как нападавшие осмеливались прикасаться своим оружием к «нечистым» женщинам? Обязаны ли они были проходить после этого церемонию очищения? Если нет, то получается, что значительная часть их мировоззрения, казавшаяся многим первопроходцам непоколебимой базой для всех их поступков, была лишь пустым звуком! Впрочем, кто знает, какие они?

В книге «Автобиография индейца Виннебаго» есть место, где автор вспоминает период своего отрочества, когда родители направили его поститься и искать духов. Автор рассказывает весьма скупо, но его слов достаточно, чтобы сломать привычные представления об однозначности табу, существовавших у краснокожих племён. Я привожу фрагмент из названной книги: “В то время индейцы жили в палатках и непременно помещали женщин, у которых наступал менструальный период, в отдельные жилища. Молодые люди ходили к тем женщинам по ночам тайком от родителей, когда те спали. Юноши проникали в палатки уединённых женщин. Я тоже отправлялся с молодыми людьми в такие любовные походы, и хотя сам никогда не входил внутрь тех женских палаток, мне нравилось само приключение. Мои родители опасались, что я мог вступить в контакт с женщиной, у которой были “месячные”, поэтому я ходил тайно. Мои родители предупреждали меня, чтобы я даже не ходил по одной тропинке с женщиной в таком положении. Причина их больших опасений заключалась в том, что я должен был начать поститься ближайшей осенью. Вот почему они не хотели, чтобы я прибижался к женщине в период её менструации. Ведь тот, кто растёт в окружении таких женщин, становится слабым. Вскоре я снова стал поститься днём и ночью вместе с моим старшим братом. Это было во время осеннего кочевья, и с нами жили ещё несколько семей. Среди них было четыре девочки, в обязанности которых входил сбор хвороста. Когда эти девочки отправлялись в лес за дровами, я и мой брат всегда играли с ними. Мы играли с ними, несмотря на то, что мы постились в то время. Нам, конечно, приходилось держать это в тайне. Но всякий раз, когда родители узнавали о наших гуляниях, нам устраивали хорошенькую взбучку, а родители девочек задавали трёпку своим дочерям. Дома мы строго соблюдали правило держаться на приличном расстоянии от женщин в период их «месячных», но мы не были столь щепетильны, уходя их нашей палатки» («The Autobiography of a Winnebago Indian», Journal of American Folk-Lore).

***

Индейцы. Густо покрытые жирной краской лица, плечи, руки, ноги. Диковинные головные уборы, сделанные из перьев орла и отрубленных голов четвероногих хищников. Леденящие кровь победные кличи. Связки отрезанных пальцев и половых органов. Стрелы, топоры, ножи, дубины с каменными набалдашниками. Пронзительные песни под гулкие удары барабанов и шум погремушек.

Индейцы. Дикие жители американской земли. Им неведома романтика, но хорошо знаком призывный голос крови. Их понятия о благородстве и чести в корне отличались от наших.

Индейцы. Они многих очаровали. Но они совсем не такие, какими их привыкли считать.

Ещё раз хочу подчеркнуть, что я не открываю ничего нового. Я лишь собрал из множества уже написанных книг те стороны индейской жизни, которые кажутся мне наиболее любопытными. Поскольку каждый имеет определённое суждение о «краснокожих дикарях», то эта книга не сможет никого удовлетворить полностью. Стендаль был абсолютно прав, заявив однажды: «Одинаково трудно удовлетворить читателей, когда пишешь о предметах либо малоинтересных, либо представляющих слишком большой интерес». Если скомпонованные мною материалы наведут пытливого читателя на ту или иную мысль, зародят какие-то вопросы или подтолкнут к решению уже назревших, я был бы только рад этому.

И немного о языке. В бумагах Денига, Шардона и большинства других торговцев, оставивших записи до 1850 года, постоянно встречаются имена собственные на французском языке, будь то прозвища людей, названия родовых общин или местностей. Приведу здесь в качестве примера фрагмент из письма Гамильтона к Кеннету Мак-Кензи, отправленного 17 сентября 1834 года из форта Юнион: “Вечером в день вашего отъезда к мистеру Сэндфорду приехали молодой Gauche, Le pelet Soldat, Le Chef que Parle, Le Capot Bleu и много других. Двое последних отправились через несколько дней в деревню Ворон, с тех пор о них ничего не слышно, возможно, их убили. Генерал Джексон разыскивает их, готовый к войне и к миру. Несколько юношей, сопровождавших Le Chef que Parle, украли пять лошадей у мистера Туллока… 29 августа возле форта стояло 170 палаток группы Gens de Canot, 40 палаток Gens des Fille и 20 палаток с Генералом. С ним был его отец и La jambe blesse. Le Grand Soldat, La souris qui marche amp; Le Chien fou все вместе ушли к la bute du Sable; они там оставались несколько дней, но у меня оказалось с ними гораздо меньше хлопот, чем я думал”. Обратите внимание на обилие французских слов. Среди купцов и трапперов Верхнего Миссури было великое множество французов, и их язык естественным образом проник в английскую речь. При переводе текста на русский язык я всегда оставлял без изменений эти французские слова в том виде, как они фигурировали в документах.