Между этими банковскими операциями счет использовался как обычный счет банковской карты. Это прекратилось через неделю после того, как доктор Линдманн получил свои деньги. Счет был закрыт, хотя на нем оставалось еще свыше четырехсот тысяч крон.

— А потом она словно сквозь землю провалилась.

Анита расхаживала по тесному кабинету Валманна, словно за день так привыкла непрерывно двигаться, что не могла остановиться.

— Она перевела почти сто тридцать тысяч какому-то врачу в Аскиме, а неделю спустя сняла остаток со счета и испарилась.

— Попросим Кронберга заняться этим счетом?

— А разве он уже и так не загружен по уши?

— Думаю, сейчас он старается держаться подальше от своего рабочего места. Он не любит этих типов из Управления уголовной полиции — охраняет свою тайную жизнь.

— Значит, он и по установлению личности Эдланда не продвинулся?

— С нашего последнего разговора — нет. Сейчас мы должны заняться Скардом. Мы вот-вот разрушим его алиби. И еще мне кажется, что на совести у него — ох как нечисто.

— И тут из небытия воскресает его жена и начинает угрожать ему!

— Во всяком случае, он так утверждает.

— А Кайя Бакке, ее любовница-лесбиянка, которая помогла Лив Марит продать дом, сказала, что никогда не знала, будто можно ненавидеть с такой силой, с какой Лив Марит ненавидит бывшего супруга.

— И ты ей веришь?

— Ты же веришь ему.

— У меня нет выбора. Я знаю, что взлом — ее рук дело. И знаю я это только благодаря тебе.

— Мне?

— Помнишь, ты упомянула «свинотрахальщика»? Так вот, именно это слово было написано на репродукции с Христом. Значит, это она. К тому же из квартиры ничего не украли. Будто туда забрались только для того, чтобы исписать картину. Может, чтобы разозлить его, оскорбить, напугать. И ей это удалось. Ему дали понять, что отныне он больше не режиссер этой пьесы. И он понял.

— Как все просто… — Она закатила глаза.

— Меня больше волнует, чтобы эта сволочь перестала убивать женщин.

— А меня больше волнует, чего бы съесть. Я весь день питалась кофе с вафлями, потому что в кризисных центрах другой еды нет. Пойду схожу в кафетерий. А что это ты, кстати, читаешь?

— Обещал Рюстену вот на это взглянуть…

Валманн вдруг понял, что Анита ни о чем не знает. Она уехала с самого утра, поэтому слухи, поползшие по участку, просто не успели дойти до ее ушей. Он собрался было поговорить с ней, подготовить ее к обвинениям со стороны Моене, рассказать о перестановке в отделе, о брошенных на него подозрениях… Но Анита уже ушла. Конечно, ему следовало продумать все заранее, подобрать слова и фразы, объясняющие случившееся и скрадывающие нюансы недозволенного.

А сейчас уже слишком поздно.

И правда заключается в том, что он и сам еще не до конца осознал серьезности случившегося. Мысль о том, что он больше не будет вести следствие, была неприемлема для Валманна. Такое случалось лишь в детективных сериалах, но уж никак не в полицейском управлении Хамара. Особенно теперь, когда они приблизились к развязке. И он чувствовал это. Его вновь весь день переполняло любопытство, ему хотелось добраться до фактов и деталей, понять взаимосвязи, их логику, какой бы ужасной она ни оказалась. Главное — объяснить эту ужасную цепь загадочных событий, хотя бы отчасти. Если возможно увязать все логически, то с эмоциональной стороной работы будет меньше. Охватить все аспекты и последствия убийства невозможно. Но если восстановить череду основных событий, то, по крайней мере, в дальнейшем будет на что опереться. Его мысли были заняты делом Риис. А его собственные чувства никак не укладывались в штатное расписание Моене. Образ спокойного полицейского следователя, действующего строго по кодексу, — миф. Настоящий полицейский всегда прислушивается к чувствам… Если сейчас выбежать в коридор и окликнуть ее, то покажется, будто он запаниковал. А он этого не хотел, потому что в панику не впадал. Ладно, этот бой в информационной войне он проиграл. Остается только ждать ее реакции.

И реакция ждать себя не заставила.

Спустя восемь минут Анита уже вернулась — с недоуменным взглядом и бутылкой «Бонаквы» в руках.

— Вот это да! Чего тут только не произошло!

— Ты должна была узнать об этом совсем по-другому.

— А вот тут ты прав! Это точно! Что бы там ни случилось, тебе следовало самому рассказать мне. И сейчас я просто не могу понять, чего же ты ждал!

— Не произошло ничего страшного.

— Ничего страшного? То есть тебя отстранили от расследования просто так? — По ее жестам и голосу ясно было, что гнев в ней борется с раздражением.

Он понимал, что следует сохранять спокойствие.

— Неплохо бы послушать, что именно они тут болтают.

— Ну, что в прошлый четверг вы с ребятами пошли в бар, где ты лапал проститутку, а облапав ее со всех сторон, еще и в морду ей же врезал. Только и всего.

— Ясно.

— Ясно?..

Она вновь принялась расхаживать по его тесному кабинету.

— И ты в это веришь?

— Во всяком случае, в это, похоже, поверила Моене. И я готова поспорить, что в это поверят газетчики, если дело всплывет.