Сказалось ли это на делах бригады, можно судить по такому эпизоду.

Однажды, в начале лета, в небольшой тесноватый двор колхозного правления въехала вереница автомашин из соседнего села Кизыл-кала, где расположен колхоз имени Ленина. Оба колхоза давно уже связывает крепкая дружба и такое же давнее соревнование. Каждый раз, перед началом сбора овощей представители обоих колхозов поочередно приезжают друг к другу для взаимной проверки выращенного урожая овощей и состояния других отраслей сельского хозяйства.

В свою делегацию, которую возглавил председатель колхоза Аман Корпяев, они включили секретаря парткома — молодую, симпатичную женщину, секретаря комитета комсомола, несколько бригадиров, животноводов, виноградарей, передовиков. В этой же проверке, как обычно, приняли участие представители райкома партии и районного управления сельского хозяйства — всего человек тридцать.

…О прибытии гостей Ораков был извещен заранее.

Он сошел с низкого крыльца колхозного правления и неторопливо сделал несколько шагов навстречу высыпавшим из автомашин соседям. За ним двинулись остальные руководители и члены колхоза «Октябрь».

Первым подошел к Бегенчу председатель колхоза имени Ленина Аман Корпяев. Это был молодой, высокий человек. Держа обеими руками правую руку Оракова и нарушая древний этикет, Корпяев первым начал приветствовать старшего по возрасту и негромко, с теплинкой в голосе, расспрашивал его о здоровье, о делах, о семье. Создавалось впечатление, будто Корпяев говорил не как равный с равным, а как ученик с учителем или подчиненный с начальником. Понять Корпяева было нетрудно. На пост председателя он избран недавно — два года назад. А до этого работал главным экономистом и главным бухгалтером в колхозе «Октябрь», под началом Бегенча Оракова. Многому он научился у этого руководителя и велико было за это чувство благодарности. Да и сейчас он все еще считал себя учеником. Более того, и нынешним своим положением тоже был обязан Оракову.

Когда в Кизыл-кале на смену завалившему работу председателю потребовался новый, более энергичный и деловой, обком партии остановил свой выбор на Амане Корпяеве. Но прежде чем рекомендовать его общему собранию, обком спросил мнение Оракова. Бегенч сказал о нем коротко:

— Не подведет!

Это мнение оказалось решающим.

Тепло и весело поздоровавшись с членами проверочной бригады, Ораков пригласил их к себе в кабинет. Подали чай, конфеты. За чаем гости перебрасывались незначительными фразами, шутили. Словом, делали вид, что никуда не спешат. Но Оракова не проведешь. Он знал настроение гостей, и понимал, с каким острым нетерпением им хочется приступить к проверке. Объяснялось это тем, что многие кизылкалинцы приехали в «Октябрь» впервые и были предубеждены против его успехов. Им, этим сельским скептикам, самим хотелось убедиться во всем — и, прежде всего, в том, чем же таким особенным знаменит колхоз? Не дутая ли слава у него? Была и другая причина их нетерпения. Ознакомившись с делами колхоза, им хотелось сравнить их со своими. А сравнив, тут же убедиться, как выглядят они на фоне успехов прославленного хозяйства: хуже или лучше? Если хуже, то намного ли?

Поэтому Ораков и не стал томить ожиданием своих соперников. После короткого чаепития он попросил их разделиться на несколько групп — по отраслям — и предложил приступить к делу.

…Десятка полтора легковых автомашин выехали из села в северном направлении. Густая белая пыль, поднятая ими, ложилась на непролазный придорожный бурьян, за которым с обеих сторон зеленели просторные квадраты полей, лиловым цветом отливали люцерники.

На головной машине ехали Бегенч и Аман Корпяев.

— К Мялику, — слегка дотронувшись до плеча шофера, чуть слышно попросил Ораков.

Спустя немного времени, свернув налево, остановились на краю огромного огуречного поля. На нем — тут и там — пестрели платья молодых сборщиц. Вдоль зеленых гряд темнели ровные бесконечные борозды.

Все сошли с машин. Не сговариваясь и не проронив ни слова, гости, словно зачарованные, долго любовались полем, видимо, стараясь понять: не сон ли это? А если не сон, то как же можно было сотворить из простых огуречных гряд, обычной земли и обрамляющих ее камыша и деревьев такую немыслимую красоту? Кто-то из гостей, первым выйдя из оцепенения, шагнул в борозду, склонился над грядкой и начал ворошить огуречные листья. Напрасно он пытался найти здесь хоть одну сорную травинку — ее не было. Зато много было сочных и аппетитных на вид плодов. Так много, что склонившийся над ними колхозник не выдержал и закричал восхищенно:

— Вот это, братцы, урожай!

После такого возгласа, естественно, и другим захотелось поворошить листья. Один из проверяльщиков, вдоволь удовлетворив свое любопытство, выпрямился и, шевеля губами, начал прикидывать, сколько же тут огурцов на каждом гектаре? Закончив подсчет, он пришел к выводу, что урожай выращен невиданный.

— А где же хозяин этого поля? Где бригадир? — оглядываясь по сторонам, громко спросил Аман Корпяев.

— Я здесь! — подал голосок Мяликмухаммед, почему-то очутившийся позади проверяющих. Он перепрыгнул грядку и угодил прямо в борозду. Выпрямился, глянул на народ и в тот же миг встретился с десятками любопытных глаз. По выражениям этих глаз Мялик понял, что гости разочарованы. Небольшого роста, щуплый, с лицом простым, не тронутым даже загаром, он и впрямь не производил впечатления. «Сюда бы, к такому полю, — размышляли, видимо, гости, — надо бы богатыря, исполина, а не мальчика из народной сказки, знаменитого Яртыгулака, ростом в половину верблюжьего уха».

Смущенный Мялик стоял под прицелом любопытных взглядов и скромно улыбался. Сквозь узкие щелки век весело и доверительно сверкали его карие хитроватые глаза.

— А вот и хозяин поля, — сказал Бегенч, представляя гостям бригадира. — Кавалер ордена Трудового Красного Знамени Аймедов Мяликмухаммед.

В ответ послышался сдержанный шепот удивления:

— Какой молодой, а уже — орденоносец!

— Мал да удал!

— Дело не в росте, в уме.

Когда все смолкли, вперед выдвинулся молодой плотный паренек, в желтой, как лимон, безрукавке и модных синих джинсах. Это был комсорг колхоза имени Ленина.