Было еще довольно жарко. Отойдя от портретной галереи, я вошел в здание колхозного правления, где было прохладно, уютно и тихо. В коридоре справа я увидел дверь с золотой табличкой, которая вела в кабинет председателя.

Бегенч Ораков стоял за столом и с кем-то разговаривал по телефону. Я бегло окинул его кабинет. Он был просторен, но без «излишеств»: стулья вдоль стен да стол посредине. Позже выяснилось, что обширен он не ради того, чтобы польстить самолюбию башлыка [3] и не ради того, чтобы кому-то пыль в глаза пустить, а в силу необходимости: каждый вечер на планерки здесь собирается не меньше пятидесяти бригадиров, заведующих фермами, работников птицефабрики, томатного завода, механизаторов, транспортников, строителей, специалистов сельского хозяйства.

Бегенч Ораков был в небольшой аккуратной шапке из дорогого сура, цвет которого менялся каждую секунду и был неуловим.

Оракову было под пятьдесят. У него хороший рост, крепкие борцовские плечи и проницательный взгляд больших карих глаз. Одет он был в просторный костюм из светлой ткани, казавшийся слегка мешковатым. Этот костюм, давно уже ставший традиционным для всех колхозных руководителей, состоял из пиджака о накладными карманами и брюк, заправленных в брезентовые сапоги.

Мне показалось, что Ораков собрался куда-то идти и не ушел лишь потому, что его задержал телефонный звонок.

Поговорив по телефону, он снял шапку, опустился в кресло и сразу стал похожим на легендарного героя гражданской войны Григория Ивановича Котовского — такой же, как у комбрига, высокий лоб и такая же круглая, чисто выбритая голова.

Председатель молча смотрел на меня, ожидая, когда я начну разговор. Я выложил все начистоту, сказав, что приехал в колхоз, чтобы написать небольшой очерк для одного местного журнала. Меня интересуют люди и сдвиги в экономике колхоза.

— А за какой период? — тихо спросил Ораков.

— Мне хотелось бы взять время между двумя пленумами ЦК: мартовским и последним, состоявшимся в июле.

— Значит, вас интересует работа колхоза, примерно, за четырнадцать лет. Правильно я вас понял! — башлык внимательно посмотрел на меня и слегка улыбнулся.

— Совершенно верно.

— Хорошо. И сколько же вы собираетесь у нас пробыть?

— Тут многое будет зависеть от вас, Бегенч Оракович, как будете рассказывать. Конечно, хорошо бы управиться часа за два…

— К сожалению, этого маловато, — озабоченно произнес председатель. — Потом, вы знаете, я спешу: мне срочно надоев райком, а оттуда в Совет Министров. Так что на меня прошу не обижаться.

Он встал, надел шапку и добавил:

— А можно сделать так: пока я езжу, вы познакомитесь с колхозом. А к вечеру встретимся, поговорим.

В поездке по колхозу меня сопровождал заместитель председателя Аннанур Ураев — человек средних лет, коренастый. Одет он был очень скромно: в какие-то серенькие простые брюки и полосатую сорочку. Такого же серого цвета была на нем и летняя шляпа. Словом, ничего начальственного, руководящего в облике Ураева не было. Строгими были только острые, с приподнятыми уголками раскосые глаза, которые говорили о сильной воле и твердом характере зампреда.

— Итак, яшули [4] , куда? — уже сидя в машине, обратился ко мне Аннанур.

— Куда хотите, — ответил я, — на ваше усмотрение.

— Давай к горам! — скомандовал он шоферу.

Выехав из колхоза, мы пересекли железную и асфальтированную дороги и взяли строго на юг. Когда автомашина покатилась вдоль глухого забора, ограждавшего завод, навстречу выплыл скромный белоснежный домик, обнесенный низким дувалом.

— Видите этот домик? — спросил Аннанур.

— Да. А что?

— Тут мельница была… Водяная.

— Водяная?! — удивился я, потому что для водяной мельницы место тут самое неподходящее: не было ни реки, ни малейшего намека на то, что она когда-то здесь протекала. — А что за речка была, на которой стояла мельница?

— Карасув. Это она крутила мельницу и давала литров пятьдесят воды. Столько же — соседнему хозяйству. А теперь ничего не дает.

Речка Карасув. Что я о ней знаю? Где-то я читал, что эта горная речка была довольно многоводной. Она поила поля и виноградники предгорного села Баир, давала жизнь столице парфян и окружающей местности. От Копетдага она уходила на север более чем на сто километров, и в древности на этом пути возникло несколько крупных поселений: Овадан, Гулзада и Джейтун.

Река переменила русло, и жизнь там заглохла.

— А теперь откуда берете воду? Ведь ее вам теперь нужно гораздо больше, — спросил я.

— Из канала берем, из скважин берем. Но больше — из канала, — ответил Ураев.

Разговор о воде воодушевил моего спутника.

— Я уже сказал, что мы имели пятнадцать скважин. Ну, что это для нашего хозяйства! На таком пайке все бы у нас засохло. Но у нас есть канал — он проходит по нашей земле. Канал, яшули, это все! Это великое счастье!.. Теперь никто не скажет, что воды не хватает. Есть у нас и перспективы для роста. Теперь мы берем из канала чуть ли не полтора кубометра в секунду!