Обещанное сбылось. Еще вчера лицо Перл мелькало на открытках; афиши с ее портретом висели на каждом углу. Полина в объятиях спортсмена и исследователя, счастливо спасенная из начиненного ловушками древнего храма. Полина на палубе броненосца: белый берет, короткая юбочка, бинокль в руке; капитан смотрит с любовью и тревогой – уже спускают на воду батисферу, и Полина вот-вот спустится в бездны за новой порцией сокровищ. Полина, привязанная к столбу, в окружении пляшущих каннибалов, платье разорвано – пикантно. «Пенни, деточка, из вас вышла очаровательная жертва, – гудит Тушинский, наткнувшись на Перл на вечеринке, и его большая мягкая рука будто случайно падает на голое плечо. – Случайно забрел в кинотеатр, знаете ли, – оборачивается он к остальным, – спасался от дождя». Понимающие смешки. «Но позвольте, это же не искусство!» – восклицает сморщенный юнец в монокле. «Бросьте, голубчик, я получил массу удовольствия». – «Может, вы еще и графическими романами не брезгуете?» Хохот. Тушинский с улыбкой разводит руками. Перл хихикает вместе со всеми – ах, вцепиться бы ногтями в эти рожи, в эти шакальи рожи, с визгом, в кровь… Так ли они говорили, когда каждая новая серия о Полине собирала полные залы?

– Они узнают, они все еще узнают, – прошептала Перл.

– Что? – переспросил шофер.

– Я могу, – Перл сжимала кулаки, вдавливая ногти в ладони. – Я – Аделида. Я, я.

– Меня Миклош зовут, – неохотно откликнулся шофер, и Перл расхохоталась, очнувшись. В зеркальце виднелись обиженные глаза водителя, и это вызвало новый приступ смеха. Перл прижала руку ко рту и согнулась, уткнувшись лицом в колени.

Впереди уже виднелось ячеистое марево Стаббовых пристаней. Перл торопливо отвернулась – от вида Мертвого порта по коже пробегал холодок страха. Вновь подумалось, что пустырь между заброшенным портом и старым кладбищем – не лучшее место для киностудии. Будь воля Перл, она бы сюда и близко не подошла. От Красса она знала кое-что о тайной жизни Стаббовых пристаней. С одной стороны – слуги китов, с другой – их жертвы, и бедная Перл… нет, Аделида – посередине. Перл нахмурилась, прищелкнула пальцами: это может пригодиться, это можно сыграть…

Таксомотор остановился у лабиринта жестяных ангаров. Когда-то здесь были мастерские, производящие механических слуг, но фабрикант разорился, и здания были куплены под киностудию. Поговаривали, что дело не ограничивалось автоматами: в ангары часто наведывался Вивисектор; иногда под покровом ночи подъезжали крытые грузовые платформы, из-под парусины доносились стоны и плач. При постройке нового павильона откопали несколько медных деталей причудливой формы и человеческий череп. Впрочем, все это были слухи.

Перл рассеянно расплатилась и вышла из автомобиля. Ветер басово гудел среди жестяных стен, – будто напевает арию Левиафана, подумалось вдруг. Густой, китовый голос, который хотелось слушать и слушать. Перл тряхнула кудрями, коротко рассмеялась – да что с ней сегодня? Будто сомских бобов наелась.

– Вы к кому, барышня? – окликнул подслеповатый швейцар. Перл покачала головой: ну и денек. В гримерку заходить не стала – не терпелось поделиться едва оформившейся мыслью с режиссером.

В огромном павильоне царил полумрак; лишь вдалеке мелькал свет. Оттуда доносились стрекот кинокамеры и голоса – Перл разобрала недовольный рокот режиссера. Она шла, с грустной насмешкой рассматривая старые декорации. Две фанерные стены, драпированные темным штофом, массивная мебель: кабинет миллионера, отца Полины. Механический питон работы Нормана Планкетта. По губам Перл скользнула нежная улыбка: неудачливый механик, узнав, для чего предназначена кукла, обложил металлические сочленения слоем ватина и только потом обил тканью, раскрашенной под питонью шкуру. Пыльное чучело попугая. Еще загородка – кровавый притон, зловещее логово Скрюченной Руки. Намалеванные на картоне джунгли, несколько тростниковых хижин, в центре – гигантский чугунный котел, на закопченном дне которого выбит номер подразделения морской пехоты. Акулий плавник из папье-маше – без акулы. Изогнутый кусок жести – сегмент батисферы, заклепки нарисованы торопливой рукой. Лишь бы побыстрее снять новую фильму, чтобы подогреть угасающий интерес публики. Сценарист одурело сверкает очками и рвет всклокоченные волосы.

У загородки, зажав под мышкой полосатую хлопушку, дымила папиросой в длинном мундштуке стриженая девица с незапоминаемым именем. Перл кивнула, остановилась рядом. Окинула взглядом задник: рыжеватое небо с карими барашками, размытая линия горизонта; в глянцево блестящие волны вдавался нос парусника с длинным, украшенным резьбой бушпритом. На палубе, романтически облокотившись о фальшборт, стояла высокая девушка. Великолепная осанка, глаза с поволокой. Желтоватое платье – на экране оно будет белым – ниспадает мягкими складками. Присмотревшись, Перл узнала Оливию Хэтгорн: она недурно сыграла в паре драматических фильм. Ходили слухи, что Оливия, получив отказ от роли Аделиды, грозилась «еще показать этой выскочке Уизли». Смутная тревога охватила Перл: что Хэтгорн делает на площадке?

– Пошел Левиафан! – крикнул режиссер. На томном лице Оливии проступил страх; она приложила руку ко лбу, закатила глаза. Где-то впереди вспухала водяная гора в пенных бурунах, на поверхность поднималось чудовище, внушающее ужас, и лишь Аделида была способна не поддаться страху и заглянуть в его глаза… Но кого изображает Оливия?

– Не помню такой роли… – заговорила Перл со стриженой девицей. – Изменили сценарий?

Та неприязненно покосилась на Перл.

– Это Аделида, – процедила она сквозь зубы.

– Вы шутите?

Девица фыркнула, осмотрела Перл с ног до головы и отошла в сторону. На палубе трепетала от страха Оливия – казалось, она готова рухнуть в обморок. Камера стрекотала обезумевшим кузнечиком, от софитов пахло горячим железом – звуки и запахи вдруг стали болезненно-четкими.

– Что здесь происходит? – громко спросила Перл внезапно охрипшим голосом. Никто не обратил внимания, и она шагнула вперед. – Я спрашиваю, что здесь происходит!

Оливия скосила на нее глаз, томительно-плавное падение замедлилось.