Но и к жене Гуннара, Глаумвор, приходят еще более тревожные видения: конунг пронзен мечом, и волки воют по сторонам, являются скорбные с виду женщины и выбирают конунга себе в жены — не иначе, это его дисы. Никто не может отдалить своей кончины, отвечает Гуннар.

На пиршестве он произносит заклятье:

Песнь «Старшей Эдды», которая содержит эту клятву, называется «Гренландской песнью об Атли». Упоминание белых медведей считается свидетельством того, что песнь действительно могла быть составлена в Гренландии, колонизованной исландцами в XI в. Но и в этой полярной стране исландцы не забывали о деяниях героев, совершенных на далеком юге, а приносимые ими клятвы были больше, чем слова, пусть и героические, — за ними был вызов судьбе.

С плачем дружина проводила братьев-конунгов; дружинники героев не были слезливыми неженками — их плач был оплакиванием, погребальной песнью. Гуннар и Хёгни пускают своих коней через чашу Мюрквид, и Земля гуннов дрожит от топота богатырских скакунов. В другой песни «Эдды» — Гренландских речах Атли — говорится, что братья плыли в Страну гуннов на челне и гребли так, что разломали уключины, а причалив, не стали привязывать ладью — они готовы были к гибели.

Но первым погиб коварный посол Винги — увидев готовую к бою дружину Атли, он с торжеством признался, что заманил братьев в западню, остается лишь выбрать дерево, на котором повесят Нифлунгов. Братья не дали предателю дождаться торжества — они забили Винги обухами своих секир, и это была позорная смерть.

Тем временем Атли пил вино с дружиной, и его палаты поименованы в песни Вальхаллой; это мифологическое наименование было привлечено не ради метафоры и не ради сходства увешанной оружием палаты гуннского конунга с чертогами Одина. Эта зала должна была превратиться в поле боя, и гуннские дружинники поджидали Нифлунгов…

Гудрун встретила братьев с предупреждением, которое запоздало: они преданы, им следовало явиться во всеоружии, чтобы норны оплакивали гуннских воинов, ныне же их самих ждет страшная смерть в змеином рву. Тут Атли строит свою дружину и требует, чтобы Нифлунги отдали ему золото — ведь оно принадлежит наследнице Сигурда Гудрун. Гуннар же отвечает, что никогда не владеть гуннскому конунгу этим богатством; напротив, придется ему сражаться и щедро угостить на этом пиру волка и орла — священных зверей битвы. Тогда гунны вступили в сражение, и Гудрун с мечом в руках защищала братьев. Треть дружины Атли пала, прежде чем братья были связаны.

Тогда гунны и спросили Гуннара, не хочет ли он откупиться от смерти золотом.

Страшным было требование героя — пусть ему сначала поднесут сердце, вырванное у Хёгни! Гунны хотели схитрить и вырезали сердце у трусливого повара Хьялли, но Гуннар заметил обман: сердце Хёгни было бестрепетно, а это трепещет на блюде даже после смерти.

Когда враги подступили к Хёгни, чтобы рассечь ему грудь, герой лишь рассмеялся. Тогда Гуннар поверил, что сердце недрогнувшего Хёгни перед ним, и гордо сказал Атли: гунны никогда не узнают, где спрятан клад Нифлунгов, ибо только он после смерти Хёгни владеет этой тайной. Золото навеки останется в водах Рейна!

Вспомним первые страницы нашей книги, относящиеся к эпохе Великого переселения народов и обычаям германцев. Тогда кимвры, одержав великую победу, погрузили доставшиеся им сокровища врагов в реку, а пленных принесли в жертву. Так они благодарили бога войны. Нифлунги сокрыли свой клад уже не для того, чтобы поделиться с Одином — они хотели владеть им одни!

Тогда гуннский владыка велел готовить повозку, в которой пленник должен был быть отвезен к змеиному рву. Напрасно Гудрун напоминала о клятвах, что давал Атли Гуннару: гуннский конунг клялся солнцем, камнем (престолом) Одина и кольцом Улля. Сам Один не сдержал клятву, когда началась первая распря из-за золота…

Гуннский конунг верхом сопровождал жертву к гибельной яме, и странный дар провожал Гуннара в эту могилу, полную змей. Гудрун дала ему арфу, и, касаясь струн пальцами ног, — ибо руки были в оковах — Гуннар усыплял змей. В песнях «Эдды» говорится, что Гуннар посылал весть о себе Гудрун, или возлюбленной Одцрун, но он не смог дождаться помощи. Злобная ведьма — мать Атли — в облике змеи прогрызла грудь героя и впилась в его сердце.

Внимательный читатель заметит, что эта казнь-жертвоприношение была одновременно и погребальным обрядом: и русу, похороны которого описал Ибн-Фадлан, положили в могилу лютню, а девушка-жертва долго исполняла погребальную песнь. Арфа посылала весть в иной мир, была связана с путешествием на тот свет. Но рус отправлялся в загробный рай, к Одину, который был и богом поэзии. Не та участь была уготовлена казненному Гуннару, ведь он не был сожжен, чтобы вступить в воинский рай; он был погребен в могиле — змеином рву. Дом, сплетенный из змей на Береге Мертвых, — жилище Хель, куда должны были попадать подлые убийцы. Среди них — место Гуннару, ведь он подло убил Сигурда. Его тело должны были терзать гады — как они терзали тело финской колдуньи; но гадами некогда были и владельцы сокровища Нифлунгов — черные альвы, как черви размножившиеся в трупе Имира. Заклятье Андвари сбывалось…

Атли торжествовал победу, но нелегко далась она гуннскому владыке. Не было мира в его семье, и он предложил Гудрун выкуп за братьев. Та согласилась на мир и велела устроить поминальный пир — на пире должно было состояться примирение. Но страшные яства предложила Гудрун вкусить своему мужу.

Она убила своих детей, из черепов их сделала чаши, кровь смешала с вином и дала выпить Атли. Сердца несчастных младенцев она поджарила на вертеле и дала съесть их захмелевшему гуннскому конунгу. Гудрун сама поведала Атли, что за пир она ему устроила, и даже гуннский властитель был поражен свирепостью своей жены. Он сказал, что ее следует забить камнями и сжечь на костре, как злобную колдунью. Но Гудрун отвечала, что ее ждет другая смерть, которую приготовила она сама наутро. Гунны же продолжали пить на поминках, и Гудрун щедро раздавала им дары, но это были погребальные дары.