Шрифт:
Кстати, вот что она такое.
Пирайя — родич нашего карпа, живёт в реках Южной Америки. За хищный нрав её часто называют речным волком. Ходит она тоже стаями и, как наш серый разбойник, в стае нагла и беспощадна.
Вот какие истории рассказывают о пирайях.
Один путешественник катался по реке в лодке и веслом ранил себе палец. Чтобы умерить боль, он опустил руку в воду. Вокруг раненого пальца тотчас же закурилось розоватое кровяное облачко.
В то же мгновение в руку впились десятки острых зубов. Путешественник закричал от боли и выдернул руку.
Она была вся в крови, кусочки мяса из неё были выхвачены, как бритвой, а раненый палец изуродован окончательно.
Другой раз в реку, спасаясь от слепней, вошло стадо коров. Добродушные животные забрались по брюхо в воду и сгрудились голова к голове, отбиваясь хвостами от мух.
На коровью беду, неподалёку охотились большой стаей пирайи. Учуяв коров, они построились полумесяцем и ринулись с трёх сторон на стадо в атаку. Не видя врага, не понимая, кто вгрызается под водой им в шкуры, коровы с рёвом заметались по отмели. Пирайи на бегу настигали их, перегрызали на ногах сухожилия, и животные одно за другимвалились в воду.
Привлечённые запахом крови, к месту побоища мчались всё новые и новые стаи рыб. Скоро всё было кончено. Только в жёлтой воде кое-где остались смутно белеть дочиста обглоданные коровьи кости…
Прошло более месяца после ухода моего приятеля.
Сижу как-то я днём дома. Звонок. Открываю дверь, вижу — стоит на лестнице мой капитан, весь коричневый от загара, и держит в руках банку, прикрытую марлей.
— Держи! — говорит он. — Еле довёз: три раза из банки на пол выпрыгивала… Ну, прощай, я ещё дома не был!
И ушёл.
Взял я банку. В ней плавает небольшая, с нашего окунька, голубоватая рыба. Бока в красных пятнышках. Морда тупая, короткая. Ничего особенного, только, когда раскрывает рот, видны зубы.
«Ого, если такими тяпнуть за палец!»
Мне от такой мысли даже неприятно стало. Осторожно внёс пиранью в квартиру, перелил вместе с водой в пустой аквариум.
— Ну, теперь живи! Только чем тебя кормить? Конечно, сырым мясом!
Сбегал в магазин. Принёс. Бросил кусочек в аквариум.
«Сейчас как цапнет! — думаю. — Брызги полетят!»
Жду. Ничего. Отошла моя пирайя в сторону. Наверное, хитрит. Бросил я второй кусочек, а сам ушёл по делам.
Возвращаюсь — мясо не тронуто. Пиранья стоит над самым дном, шевелит плавниками, на мясо никакого внимания.
Тогда я набрался отчаянной смелости и, чтобы разбудить в рыбе хищника, сунул в аквариум палец.
Пирайя не шелохнулась…
Не знаю, что она ела у моего приятеля на теплоходе, — может быть, у него была для неё какая-то особенная бразильская пища, — но у меня рыба заскучала.
В одном углу аквариума стёкла были с браком — жёлтые, мутные. Отойдёт, бывало, пиранья в этот угол, уставится в стекло и смотрит. Должно быть, стекло напоминало ей мутную воду родной Амазонки.
Всего три дня прожила у меня диковинная гостья.
Когда на четвёртый день я вошёл утром в комнату, рыба неподвижно лежала на песке. Жабры её не шевелились. Она лежала, обращённая головой в тот самый жёлтый угол аквариума, где простояла накануне целый вечер.
Два колеса в воздухе
Про дальневосточных шофёров я слыхал давно:
— Не ездят, а летают. Дорога тяжёлая — змеёй, а он — ж-жик, ж-жик, с поворота на поворот, с поворота на поворот. Не машину ведёт, а в цирке выступает. Орлы!
…И вот я на Дальнем Востоке.
В машине.
В кузове — груз. Здоровенный бетонный куб.
В кабине — шофёр. И я.
Шофёр — лицо жёлтое, вроде бы пожилое.
Орёл! — сразу видно.
А я не орёл. Мне бы только доехать до берега, где новый порт строят. Наш пароход давно уже там.
Би-бип! — и мы поехали.
Дорога и верно тяжёлая. Лесом. С кочки на кочку. Потом болотом. По брюхо в воде. Потом горами.
Вот тут-то и началось.
Шофёр — на что опытный, а побледнел.
Машину как мотанёт вправо, он — обеими руками за руль. Машину влево. Два колеса — в воздухе. Мотор как заревёт!
Молчит шофёр.
«Вот молодец!» — думаю. А у самого ноги трясутся. И спина мокрая.
Ехали горами — попали в ущелье. Узкое, дорога — из стороны в сторону.