демографических тенденциях, которые показывали ослабление главенствующей

роли великоросов. В семидесятых годах статистика свидетельствовала, что

русские перестали составлять большинство советского народа. Дальнейшее

уменьшение доли русских неизбежно, - считал Бжезинский. В 1980 г. среди

восемнадцатилетних в СССР было 48% русских, 19% других славян, 13%

мусульман, 19% - "прочих". По его прогнозам на 1990 год русские составят

43%, другие славяне - 18%, мусульмане - 20%, прочие - 19%. По заключению

Бжезинского, в долгосрочном плане политические амбиции нерусских народов

будут представлять собой "ахиллесову пяту" Советского Союза. Потому, -

рекомендовал он уже в тот период, - с течением времени надо сделать

нерусские народы политически более активными и всячески поощрять это из-за

рубежа. И, честно говоря, можно лишь поражаться способности этого аналитика

предвидеть будущие события. Хотя надо учесть, что события шли не по воле

рока, а под очень сильным влиянием американской политики "психологической"

войны, разработанной на основе рекомендаций Збигнева Бжезинского, фанатично

ненавидящего Россию.

Хочу еще заметить, что Бжезинский в своих расчетах пользовался

советскими данными, взятыми из опубликованных результатов переписи

населения. Наши же специалисты, а особенно политики, к сожалению, не

предприняли необходимых мер для того, чтобы нейтрализовать эти новые

явления в жизни общества. А может быть, и не захотели предпринимать для

этого нужные меры...

"Где в действительности можно провести разграничительную линию

между великоросами и другими нациями, учитывая, что в последние десятилетия

происходило интенсивное смешение наций?" - задал однажды вопрос Совету

политического планирования Государственного департамента США Бжезинский. И

сам ответил на него, прямо указав те регионы СССР, которые станут ареной

предстоящих национальных конфликтов: "Реальные конфликты прежде всего могут

разразиться в Прибалтийских республиках, густо заселенных непрошенными

великороссами, в близких России в культурном отношении Белоруссии и на

Украине, и особенно на Кавказе и в Среднеазиатских республиках".

Но к подробному анализу событий в этих регионах мы обратимся

позже. А сейчас хочу акцентировать внимание читателей еще на нескольких

ключевых аспектах "психологической войны". Ее цели были настолько

глобальны, что для их реализации нужен мощнейший и дорогостоящий механизм,

на создание которого потребовались годы.

Особо замечу в этой связи, что в отдельную, категорию необходимо

выделить тех работников спецслужб, кто специализировался на подготовке и

осуществлении подрывных акций "психологической войны". В различных

публикациях, в том числе и научных трудах, они получили название

идеологических диверсантов, что очень точно и объективно отражает суть их

деятельности. В документах разведслужб США перед такими подразделениями

были конкретно поставлены стратегические задачи, спланированные на

длительный период и дающие результат лишь по истечении определенного срока.

Если в стратегическом отношении "психологическая война" ставит

своей целью формирование "нужного" общественного мнения в различной

социальной среде, то тактически она предполагает использование

благоприятных политических ситуаций, провокаций, а то и прямых

психологических диверсий. Такого рода пропагандистские акции провоцируют

напряженное настроение у населения, порождая в людях чувство неуверенности,

тревоги, а также дают пищу для недоверия к руководителям страны. В этом

общем смысле "психологическая война" есть не что иное, как постоянное,

провокационное, крикливое, фальсифицирующее события психологическое

давление на общественное мнение.