Реальна только дефедерализация, деимпериализация и в перспективе добровольные межгосударственные ассоциации.

Остановимся подробнее на этих трех главных проблемах перестройки.

Вопрос о равенстве прав каждого члена общества на государственную собственность и о бесплатности этой доли предопределяет политическую активность граждан и тип этой активности.

На базе того, что получит каждый гражданин, может возникнуть и частная собственность, и разные виды коллективной собственности, и новая государственная собственность. Государственная собственность будущего — это не осколки или остатки тающего айсберга бывшей социалистической собственности. Государственная собственность тоже будет принципиально новой, так как на госпредприятии будут работать люди, у которых есть свой «капитал» — в виде облигаций, которые они не захотели вложить «в дело», предпочтя оставаться наемными работниками у государства и получать сверх госзарплаты ренту на облигации.

Ясно, что в конце концов все облигации, распределенные между членами общества, по законам товарного производства, перераспределятся. Возникнет неравенство. Но при демократическом разгосударствлении неравенство будет итогом равного старта и честной конкуренции.

Но в любом случае, при любых подходах без разгосударствления нет перестройки. Оно — фундамент всего.

Неудивительно, что более или менее устойчиво новые Советы действуют в двух аспектах: когда надо разрушать старое и когда надо определить самые общие линии на будущее. Но как только надо решить что-то конкретное, появляется разброс мнений депутатов, отражающий разброс мнений слоев нынешнего общества и их неоднозначное отношение к будущему. Возникают бесконечные дебаты, которые никак не могут завершиться принятием каких-то конструктивных решений.

И причина не в личностях депутатов, а в самой советской системе.

За этой неспособностью принять что-то, кроме самых общих деклараций о перестройке, стоят не только личные особенности нынешнего депутатского корпуса и особенности его формирования, но и особенности его социальной базы.

Все гораздо сложнее. Дело в том, что новая, послеперестроечная система не вырастает естественным образом из прошлого, из административного социализма. Напротив, ее надо искусственно, извне насаждать на перекопанное поле прежнего строя. Денационализация и десоветизация должны прийти извне.

После денационализации наступает этап дефедерализации. По районам страны проводится референдум о том, в какой из республик хотели бы жить жители района, и по большинству голосов на месте СССР формируется три, четыре, а то и пять десятков независимых государств. Принимается режим свободных переселений, при котором те республики, откуда уезжают люди, обязаны нести все расходы, включая постройку домов на новых местах жительства и переезд из республик только после готовности этих домов.

Независимые республики в новых границах формируют демократическую власть. А потом эти республики решают: нужен ли новый Союз республик…».

Программа Г. X. Попова говорит сама за себя. Здесь четко видно, что лозунг «Вся власть советам», активно использовавшийся «демпечатью» в начале и середине «перестройки», носил временный характер и предназначался для совков, для быдла, толпы. Но в конце «перестройки» Г. X. Попов может уже спокойно говорить о том, что никакая советская власть (власть снизу) не нужна. Необходима сильная исполнительная власть — чиновники, которые будут выполнять указания сверху.

Развернутая «демпечатью» критика «командно-административной системы» оказалась также блефом— она нужна была лишь для расшатывания СССР. Здесь Попов фактически разоблачает «перестройку», которая с самого начала преследовала другие цели, чем провозглашала. Ликвидация советской власти — это, по мысли Попова, возвращение к нормальной жизни или к общечеловеческим ценностям по Горбачеву.

«Театр абсурда».Информационная война включает в себя не только внешнее воздействие, но и использование внутренних закономерностей общественного сознания. Так, на четвертом этапе информационно-психологической войны было использовано (в частности Горбачевым и К0) комплексное шоковое воздействие, для того чтобы привести общественное сознание в неустойчивое состояние. При этом возникают положительные обратные связи, развиваются самоускоряющиеся, самоорганизующиеся процессы, появляются отклонения от нормы. И, как известно из синергетики, в таких состояниях возможно управление процессами с помощью относительно малых, но координированных воздействий, остальное довершает стихия.

Именно такая ситуация создалась в конце 1980-х годов, когда возникла неустойчивость, произошли скачкообразные изменения в общественном сознании и массы людей потеряли ориентацию. Главная задача этого периода, с точки зрения организаторов информационной войны, — не временная деморализация народа, а духовное покорение, духовное закабаление народа, считающего свое подчинение нормой. Для осуществления этой задачи страна должна уничтожить свое прошлое, окрасив своих выдающихся людей, героев и кумиров в черный цвет, представив всю свою историю царством абсурда. И вот в моду входят откровения философа Померанца, одно из которых опубликовано в «Литературной газете»:

«Россия и в 19 веке попахивала абсурдом (и Европа, и не-Европа). От этого острое чувство абсурдности у Герцена («Доктор Крупов», «Афоризмата Тита Левиафанского»), у Достоевского в «Записках из подполья». Советская Россия — абсурд в квадрате (прыжок в утопию не может не углубить абсурдность жизни). А перестроечная Россия — абсурд в кубе… Объяснить все это возможно. Но жить в этом, даже объясненном, трудно…

Бросается в глаза, что в Восточной Европе старые люди помнили нормальную жизнь, и весь народ был готов к ней вернуться. А у нас неизвестно, к чему возвращаться, и страшно прыгать в неизвестность. Во-вторых, тоталитаризм был навязан там оккупантами; у нас он победил в гражданской войне (то есть имел своих пламенных сторонников) и прочно вошел в традицию. В-третьих, коммунизм дал общую идею, чтобы восстановить и расширить империю…