Она дала своему телу соскользнуть на пол, как делают нищие на базаре, будто оно настолько бессильно, что не может противиться оцепенению. Внимательно прислушивалась она к мелодии прощания; она слышала, как сопит Руммлер, звук шагов Овуора, от которых затанцевали половицы, потом скрип двери, когда ее энергично толкнули, и запевшую вдали птицу, подававшую знак, что есть другой мир, кроме этого, со свежими ранами. Еще несколько коротких мгновений кухня пахла влажной шкуркой Руммлера, а потом только холодным воском сгоревшей свечи.

— Овуор останется с нами. Мы не видели, как он ушел, — сказала Регина. Сначала она заметила, что произнесла это вслух, а потом — что она плачет.

— Прости меня, Регина. Я не хотел этого. Ты слишком молода. В твоем возрасте я знал, что такое боль, только когда падал с лошади.

— У нас ведь нет лошади.

Вальтер с удивлением посмотрел на свою дочь. Неужели он украл у нее так много детства, что ей приходится утешаться шуткой, в то время как слезы ручьем текут по ее лицу, как у ребенка, который не понимает ничего, кроме своего упрямства? Или она просто наслаждалась языком Африки и лечила свою душу бальзамом, который он так никогда и не попробовал? Он хотел прижать к себе Регину, но руки его опустились, едва он их поднял.

— Ты больше не сможешь забыть, Регина.

— Я не хочу забывать.

— Я так и сказал. И чего я добился? Делаю больно человеку, который для меня важнее всего на свете.

— Нет, — возразила Регина, — ты не можешь иначе, тебе нужно в сафари.

— Кто это сказал?

— Овуор. Он еще кое-что сказал.

— И что же?

— Ты правда хочешь, чтобы я повторила? Ты обидишься.

— Нет, обещаю тебе, что не обижусь.

— Овуор, — вспомнила Регина, выглянув в окно, чтобы не видеть отцовского лица, — сказал, что я должна защищать тебя. Ты ребенок. Это сказал Овуор, папа, не я.

— Он прав, но никому не говори этого, мемсахиб кидого.

— Хапана, бвана.

Они крепко взялись за руки, полагая, что перед ними расстилается один и тот же путь. Вальтер в первый раз ступил на землю, слишком поздно ставшую для него кусочком родины. А Регина наслаждалась драгоценным мгновением. Наконец-то ее отец понял, что только черный бог Мунго делает людей счастливыми.