Стихи разных лет. Борхеизмы
вернуться

Борхес Хорхе Луис
Шрифт:

Из книги “История ночи" (1977)

Зеркало

Ребёнком я боялся увидеть в зеркале чужое лицо или слепую, безликую маску, за которой скрывалось бы нечто ужасное. И ещё я боялся, что в зеркале молчаливое время собьётся однажды с ежедневного курса человечьих часов да и приютит в своём ленивом мнимом пространстве новые существа, формы и краски. (Я об этом помалкивал — дети пугливы.) Теперь я боюсь, не вобрало бы зеркало истинное обличие моей души, терзаемой мраком и прегрешениями, которую зрит Бог и, возможно, люди.

Из книги “Тайнопись (1981)

Гимн

Этим утром воздух напитан невероятным благоуханием райских роз. На берегу Евфрата Адам постигает всю свежесть воды. Золотой дождь струится с неба любовью Зевса [5] . Выныривает из моря рыба, и человек из Агригента [6] вспомнит, что он был этой рыбой. В пещере, которую назовут Альтамира [7] , безликая рука вычерчивает крутой хребет бизона. Рука Виргилия лениво ласкает шелка, которые везли из царства Жёлтого Императора караваны и корабли. Первый соловей запевает в Венгрии. Иисус разглядывает на монете профиль Кесаря. Пифагор рассказывает своим грекам, что у времени та же форма, что у круга. На одном из островов Океана серебристые борзые преследуют золотых ланей. На звонкой наковальне куют меч, который не подведёт Сигурда [8] . Уитмен поёт на Манхэттене. Рождается в семи городах Гомер. Дева только что пленила белого единорога. Прошлое возвращается, как прилив, и все эти древности наплывают потому, что тебя поцеловала женщина.

5

Зевс, упав золотым дождём на заточённую в бронзовой башне Данаю, сделал её матерью Персея.

6

Человек из Агригента — древнегреческий философ и поэт Эмпедокл (490–430 до н. э.).

7

Альтамира — пещера в испанской провинции Сантандер с красочными настенными изображениями мадленской культуры позднего палеолита.

8

Сигурд — герой скандинавской мифологии.

Удача

Каждый обнимающий женщину — Адам. Женщина — Ева. Всё вершится впервые. В небе я увидел белое. Мне говорят, что это луна, но что я могу сделать одним словом и одной мифологией? Деревья меня немного страшат. Они такие красивые. Тихие животные приходят, чтобы я им нарёк имя. Книга в библиотеке без букв. Они возникают, едва я её раскрываю. Листая атлас, я творю контур Суматры. Зажигающий в темноте спичку изобретает огонь. В зеркале таится ещё кто-то. Глядящий на море видит Англию. Читающий вслух стихи Лилиенкрона [9] ринулся в битву. Мне снился Карфаген и разорившие его легионы. Мне снился меч и весы. Да святится любовь без овладевающего и овладеваемой, когда оба отдаются друг другу. Да святится кошмарный сон, открывающий нам, что преисподнюю творим мы сами. Каждый, входящий в реку, входит в Ганг. Глядящий на песочные часы видит развеянную империю. Играющий клинком предрекает смерть Цезаря. Спящий — все люди. В пустыне я видел юного сфинкса, которого только что сотворили. Под солнцем нет ничего сколь-нибудь древнего. Всё вершится впервые, но на вечный манер. Читающий мои слова, выдумывает их.

9

Лилиенкрон фон Детлев (1844–1909) — немецкий писатель.

Суть

То, что в веках начертано другими, не облегченье страху твоему, ты — не они, вокруг ты видишь тьму, свой лабиринт ты сам возвёл своими шагами. Не спасут тебя, увы, страданья Иисуса и Сократа, ни золотой Сиддхартха [10] , в час заката принявший смерть под пение листвы. Всё, что рука твоя запечатлела, всего лишь прах, и всё, что ты изрёк, лишь прах. Не знает сожаленья Рок, и ночь Творца не ведает предела. Из времени сквозного ты возник. И в нем ты каждый одинокий миг.

10

Сиддхартха Гаутама (623–544 до н. э.) — индийский принц, основатель буддизма.

Сон

Нас учит ночь своим делам волшебным, мы распускаем с нею ткань Вселенной, бесчисленные сопряженья следствий и их причин, которые таятся во времени, чья бездна необъятна. Ночь хочет, чтоб забыл ты этой ночью свой род, и кровь, и родовое имя, забыл слова и слёзы всех людей, всё то, чему тебя учила явь, весь мир обманный геометров — точку, прямую, плоскость, куб и пирамиду, цилиндр и сферу, океан и волны, и собственную щёку на подушке, и свежесть новой простыни, сады, империи и цезарей, Шекспира, то, что всего труднее — что любимо. Смешно: невзрачная таблетка может стереть весь мир и учредить хаос.

Слава

Видеть рост Буэнос-Айреса, его рост и упадок. Вспоминать землистый двор и виноградник, крыльцо и колодец. Унаследовать английский, домогаться англосаксонского. Испытывать любовь к немецкому и тоску по латыни. Беседовать в Палермо со старым убийцей. Быть благодарным шахматам и жасмину, тиграм и гекзаметру. Читать Маседонио Фернандеса [11] его голосом. Познать знаменитые сомнения, коими является метафизика. Прославлять клинки и разумно желать мира. Не зариться на острова. Не покидать домашнюю библиотеку. Быть Алонсо Кихано и не решиться стать Дон Кихотом. Объяснять то, чего не знаешь, тем, кто узнает больше тебя. Радоваться дарам луны и Поля Верлена. Правильно соткать какой-нибудь восьмисложник. Снова рассказывать те же старинные истории. Упорядочить на диалекте наших дней пять-шесть метафор. Избежать подкупов. Быть гражданином Женевы, Монтевидео, Остина и — подобно всем людям — Рима. Боготворить Конрада. Быть тем, что никем неопределимо, — аргентинцем. Быть слепым. Не столь уж диковинные вещи, но вместе — они наделяют меня славой, которую я никак не могу уяснить.

11

Маседонио Фернандес (1874–1952) — аргентинский поэт, прозаик, философ. Близкий друг Борхеса.

Нить жизни

В каком из моих городов я умру? В Женеве, где я сподобился откровения не столько Кальвина, сколько Вергилия и Тацита? В Монтевидео, где Луис Мелиан Лафинур [12] , ослепший и обременённый летами, скончался среди документов, готовясь написать беспристрастную историю Уругвая, которую так никогда и не написал? В Наре, где на японском постоялом дворе я спал на полу и увидел во сне ужасную фигуру Будды, которую я тронул, но никогда не видел? В Буэнос-Айресе, где я почти что чужак, учитывая мои немалые годы и то, что взяли привычку брать у меня автографы? В техасском Остине, где мы с матерью осенью 1961 года открыли Америку?.. Другие узнают об этом и позабудут. На каком языке мне придётся умереть? На испанском, который мои предки использовали для команд при атаке или при игре в карты? На английском — той Библии, которую моя бабушка читала, стоя лицом к пустыне? Другие узнают об этом и позабудут. В котором часу? В рассветных сумерках голубя, когда нет ещё никаких тонов, или в вечерних сумерках ворона, когда ночь упрощает и расточает видимое, или в банальные два часа пополудни? [13] Другие узнают об этом и позабудут. Эти вопросы — не от страха, а от нетерпеливой надежды. Они часть рокового сюжета следствий и причин, которые никто из людей не может предсказать, да и боги — вряд ли.

12

Луис Мелиан Лафинур (1850–1939) — уругвайский юрист, эссеист, дипломат. Дядя Борхеса.

13

Борхес умер 86-ти лет в Женеве в начале первого часа ночи в субботу 15 июня 1986 г.

Борхеизмы

Аборт. Говорят, аборт убивает будущего Шекспира. Так ведь и Макбета.

Автографы. Я надписал столько своих книг, что в день моей смерти та, что не надписана, станет бесценной.

Ангелы. Журналисты взяли за обыкновение спрашивать: “Каково ваше послание?” Я им отвечаю, никакого послания у меня нет, послания свойственны ангелам, ангел ведь по-гречески значит посланец, а я никакой не ангел.