Но этот столь тщательно разработанный план с треском провалился. Префект приехал на целый час позже условленного времени. Он хмурился и к тому же был полностью поглощен разговором с сопровождавшими его чиновниками, который почему-то велся шепотом. Он едва притронулся к яствам. И только перед самым отъездом, когда префект остановился на ступеньках виллы, чтобы поправить тогу, застегнутую на массивную гранатовую брошь, грек смог изложить римлянину свою просьбу. Но слушал ли римлянин грека? Ум Гая Петрония целиком занимали новости, прибывшие тем же утром вместе с финикийским кораблем: умер Ирод Великий. Не было ни малейших сомнений в том, что Рим вскоре приступит к реорганизации системы правления на Востоке.

На другом конце города в своей мастерской, расположенной в квартале Дельты, плотник Иосиф стряхивал деревянные опилки, прилипшие к его сандалиям и платью, собираясь возвращаться домой, – пора было ужинать, – когда на пороге появился сын раввина Авраам с искаженным от переполнявших чувств лицом.

– Меня за вами послал отец, – сказал он. – Он хочет видеть вас как можно скорее.

– Да будет угодно Господу, чтобы не произошло ничего страшного! – воскликнул Иосиф.

– Не волнуйтесь. Я полагаю, что отец хочет вам сообщить хорошие, вернее, очень хорошие новости.

Иосиф поручил старшему из учеников проследить, чтобы все светильники были тщательно погашены перед тем, как он закроет мастерскую, и, дрожа от волнения, поспешил в синагогу в сопровождении Авраама.

Во дворе уже собралась толпа. Женщины ждали около ворот, и время от времени кто-нибудь из них испускал пронзительный крик. Мужчины запели:

– Благословен будь, Всевышний! Да благословен будет Он, кто наделил нас терпением дождаться этого счастливого дня!

Подняв густые брови, с глазами, полными слез, Иосиф бросился навстречу раввину, который заключил старика в объятия.

– Брат! – воскликнул Елеазар. – Возрадуйся в Господе! Ирод умер! Силы зла, бросавшие вызов Всемогущему Господу на протяжении тридцати семи лет, наконец побеждены! Три дня назад душа тирана предстала перед Создателем, а его бренные останки гниют в земле, на глубине четырех локтей, в Иродионе!

Иосиф закрыл глаза и покачнулся. Крепкие руки стоявших вокруг мужчин подхватили старика и усадили на скамью. Он открыл глаза и дал волю слезам. Иосиф смог взять себя в руки только через полчаса.

– Скажите, скажите, – попросил он дрожащим голосом, – кто ему наследует?

– Похоже, в своем завещании Ирод назначил Филиппа, сына, которого ему подарила Клеопатра, князем Трахонитиды, – ответил раввин. – Ирод Антипа, сын его сестры Саломии и, следовательно, его племянник, становится тетрархом, а другой сын, Архелай, – царем.

– Архелай… – пробормотал Иосиф. – Покончим ли мы когда-нибудь с этим отродьем? Значит, вся семья остается у власти.

– А что ты думал? – спросил раввин. – Разве у тебя есть причины бояться этих троих мужчин? Ты разве что-нибудь не поделил с Архелаем?

– Нет, – тихо ответил Иосиф, покачав головой.

Несколько мужчин хотели совершить жертвоприношение, но не нашли подходящих голубей и решили отложить эту церемонию на завтра.

– Проводи меня до дома, – попросил Иосиф Авраама. – Сегодня мои ноги слишком ослабли.

Иосиф продолжал плакать, и, когда добрался до дома, его борода была мокрой от слез. Он отпустил Авраама, закрыл дверь на засов и сел на пол, бесцельно глядя в темноту.

– Кто там? – послышался громкий женский голос. – Это ты, Иосиф?

А Иосиф как будто язык проглотил. Прибежала Мария. Куда исчезли хрупкая грациозность ее юности и беззаботность взгляда? Она походила на темную розу, которую ждало скорое увядание. Под глазами Марии пролегли черные тени, а платье не скрывало округлившийся живот. Но на сей раз это было связано с тем, что она хорошо питалась. Мария больше никогда не забеременеет.

– Что с тобой? – хрипло спросила она. – Вымолви хотя бы слово!

– Принеси мне кубок с водой, разбавленной лимонным соком. Мне сейчас станет лучше. Ирод умер.

Мария побежала в кухню, шепотом восхваляя Господа. Когда она вернулась, на пороге появился ребенок. В одной руке он держал светильник, поскольку наступила ночь, а другой прикрывал пламя, как его учили, чтобы не ослеплять других. Пламя подчеркивало янтарную прозрачность детской кожи, бросало золотые отсветы на его глаза орехового цвета и темные волосы. Он остановился как вкопанный, увидев отца, сидящего на полу. У ребенка был такой строгий вид, что невольно возникал вопрос, играл ли он когда-нибудь с деревянной лошадкой на колесиках, непомерно огромная тень от которой падала на стену. Мать взяла из рук ребенка светильник и повесила его на стену.