– Почему ты убежал? – спросил Иисус. – Почему ты боишься?

– Сжалься! – закричал крестьянин, совсем молодой человек. – Сжалься, господин!

– Я не твой господин, и у меня нет ни малейшего намерения бить тебя. Почему ты так себя ведешь?

Сгорбленный, грязный, растрепанный крестьянин, повиснув на мускулистой руке Иисуса, напоминал обезьяну, которую тот видел в Иерусалиме. Жалкое животное в красных штанах, которое чернокожий человек держал на цепи и заставлял танцевать. Иисус вырвал руку, и крестьянин упал, издавая громкие стоны. Другие крестьяне, стоя в стороне, равнодушно наблюдали за происходящим. Было очевидно, что они не собирались приходить на помощь одному из своих, что тоже удивило Иисуса.

– Прекрати стонать, как Мегера! – приказал Иисус, но напрасно, поскольку крестьянин продолжал хныкать.

– Они никогда не оставят нас в покое, – пробормотал крестьянин старушечьим голосом. – Они всегда будут нас бить, отнимать все, что у нас есть, обходиться с нами хуже, чем с собаками…

– Кто они? – спросил Иисус, тряхнув свою невольную жертву.

– Все! Все люди из города! Люди, подобные тебе!

– Назови их имена! – приказал Иисус.

– Все! – повторил крестьянин. – И в первую очередь Варнава!

– Кто такой Варнава?

– Раввин Варнава, – пояснил крестьянин, боязливо озираясь вокруг, словно готовясь к бегству.

Иисус вновь схватил крестьянина за руку и тряхнул его.

– Раввин Варнава тебя бьет? Отвечай!

– Он бьет нас и все отбирает! Фрукты, овощи, урожай зерновых – все! – хныкал крестьянин с невыносимой, но лживой горечью в голосе, призывая других крестьян на помощь.

Иисус понял, что больше не добьется от него ничего путного, и отпустил. Он сорвал несколько фиг и вновь пошел по дороге, решив расспросить самого раввина Варнаву.

Синагога Вифсаиды поразила Иисуса. Здание было не только огромным, но и совершенно черным. Оно было построено из базальта и украшено порфиром. В частности, из порфира были сделаны капители пилястров и карнизы. Синагога показалась Иисусу слишком роскошной, но уродливой. Он быстро взбежал по ступенькам и спросил у левита, охранявшего вход, сможет ли раввин Варнава принять его. Левит рассмеялся и пожал плечами.

– Раввин Варнава умер несколько лет назад, – наконец сказал он.

– А кто стал его преемником?

– Раввин Захария. Почему это так тебя интересует? Ты из Вифсаиды? Не помню, чтобы встречал тебя раньше. В любом случае, ты никогда не давал денег на отправление культовых обрядов, – заявил левит.

– Я иду из Капернаума. Я сын священника Иосифа, который был плотником.

– В таком случае я попрошу раввина принять тебя.

В Вифсаиде жили люди богатые или щедрые. Пол комнаты, в которую вошел Иисус, был выложен мозаикой, на стенах висели ковры. На диване, покрытом ковром, сидел тот, кто, вероятно, и был раввином. Этому человеку едва перевалило за сорок. Он был упитанным, а рыжеватая борода, явно окрашенная хной, свидетельствовала о том, что он весьма заботился о своем внешнем виде. У раввина был живой взгляд.

– Приветствую соседа! Сын мой, мне сказали, что твой отец – священник из Капернаума по имени Иосиф. Я не был знаком со священником, носившим такое имя, однако я знаю раввина из Капернаума.

– Мой отец был священником в Иерусалиме. Он принимал участие в строительстве Храма, а потом мы переехали в Капернаум.

– И каким попутным ветром тебя занесло в дом Господа в Вифсаиде?

Иисус рассказал об инциденте с крестьянами. Захария пожал плечами.

– Эти крестьяне все время жалуются и врут, – сказал он. – И доказательством служит тот факт, что они обвиняют давно умершего раввина в том, что тот бьет их. Ты должен был сорвать фиги, не спрашивая у них разрешения! Что значат для них несколько фиг?

– Я не привык хозяйничать в чужих фруктовых садах. Но, так или иначе, мне показалось, что они напуганы. Кто их бьет? Варнава бил их?

– Разве в Капернауме нет крестьян? – резко спросил Захария.

– Есть, но мне доподлинно известно, что их не бьют.

– Им повезло. Эти крестьяне, как ты знаешь, – тупые ослы, едва напоминающие человеческие существа!

– Как я знаю? – ледяным тоном повторил Иисус.

– Разве ты не понимаешь, – Захарией неожиданно овладел гнев, – что отрываешь у меня время из-за каких-то вздорных сетований крестьянина? Назови мне имя, и я побью этого человека собственными руками!

Раввин скрестил, потом выпрямил ноги и спросил:

– Я правильно понял: твой отец был священником в Иерусалиме? Это значит, что в Капернауме он не был священником?

– Он оставался священником до последнего вздоха, но в Капернауме предпочел быть плотником.

– Все это очень странно, – буркнул Захария.

– Да, действительно необычно. Я уйду, лишь убедившись, что крестьяне не лгут, и после того как процитирую Иезекииля.

– Иезекииля! – воскликнул Захария.