Шрифт:
Сейчас был именно такой случай, когда Рите надо помочь, и Неля — добрая душа — почувствовала неловкость, не за себя, за Татьяну.
– С ней вообще что-то творится, — обронила Неля.
– Да я и сама вижу, — подхватила Рита. — Что с тобой творится-то, а, Танька? Мне уже рассказали о вчерашнем... Как же так, а? А если докладную ката- нут? Знаешь, какой у нас директор...
– Знаю! — Татьяна отвернулась.
Злость охватила ее. Что может понять о ее жизни эта Рита, в своих круглых модных очках? Вон какие у нее нежные белые пальчики, ухоженные пунцовые ноготки. Отец ее какой-то туз в облсовпрофе, путевками ведает. А бабка, так та вообще в плановом отделе Универмага сто лет просидела. Ей бы такую семейку, как у Татьяны, когда выходной день ждешь как наказание. Только и стараешься куда-нибудь улизнуть, чтобы не слышать попреков. Правда, из-за своего сварливого характера она сама частенько нарывается на неприятность. Что есть, то есть. Характер не поменяешь...
– Слушай, Татьяна, ты приходи ко мне, поговорить надо, — вздохнула Рита.
– О чем?
– Мало ли о чем... Мы же одна семья, верно? Скажи, верно?
– Братья и сестры, — Татьяна усмехнулась.
– Представь себе! — вступила Неля. — Например, я не знаю, что делала бы без «Олимпа».
– Вот! — Рита качнула головой в сторону Нели.— Слышишь? А ты?
– А я сирота! — огрызнулась Татьяна.
– Ну приходи, пожалуйста, — не отступала Рита. — Хочешь, я сама приду куда скажешь.
– Ладно. Выберу время, приду, — уступила Татьяна.
4
В просторной полукруглой приемной директора собирался на диспетчерскую командный состав Универмага. Не хватало, пожалуй, только главного бухгалтера.
– Лисовский у директора, — пояснила секретарь.
Прошло минут пятнадцать после назначенного времени, но разрешения войти в кабинет не было. Сотрудники недоумевали. Фиртич славился пунктуальностью. К тому же секретарь не позволила проникнуть в кабинет директора даже первому заместителю — коммерческому директору Индурскому, и тот ушел к себе, демонстративно хлопнув дверью. Что было фактом уже совершенно странным и непонятным.
...
Между тем в старомодном кабинете, разделенные громадным столом на резных ножках, сидели Фиртич и Лисовский.
Их фигуры отражались в трех помутневших от времени зеркалах в простенках между окнами... Фиртич давно собирался убрать зеркала — отвлекают внимание, — но все рука не поднималась. Уж больно хороши они были — с путаными геральдическими вензелями на черных резных рамах. Но в данный момент директору было не до созерцания серебристой зеркальной пустоты.
Новость, сообщенная Лисовским, была ошеломляющей. Удар напрямую, пославший в нокаут огромный Универмаг. И в самый неподходящий момент: на днях должен решиться вопрос принципиальной важности, вопрос о полной реконструкции старого «Олимпа». Фиртич провел огромную работу, просиживая до глубокой ночи с сотрудниками отделов над схемой размещения нового оборудования. Готовился выступить на коллегии управления торговли. Уговорил приехать в Универмаг начальника управления, ознакомиться с проектом на месте, а эго не так-то просто было сделать...
И вдруг такая новость! Конечно, виноват главбух, не мог же он, директор, сам вникать во все бухгалтерские отчеты.
– Когда вы об этом узнали? — проговорил наконец Фиртич.
– Вчера. Бухгалтер Сазонова закончила годовой отчет и составила докладную записку.
– Сазонова? — Фиртич вскинул брови. — Имеет отношение к старшему администратору?
– Каланче? Сестра... Впрочем, может быть, я ошибаюсь.
– Что-то вы стали часто ошибаться, — буркнул Фиртич, но тотчас взял себя в руки. — Извините.
Он вышел из-за стола. Рассохшийся дубовый паркет отзывался на каждый шаг разнотонным скрипом.
– А когда Сазонова закончила годовой отчет? Именно вчера?
– Нет. Недели две назад. По графику. В начале февраля.
– И ничего не сказала вам о расхождении данных за четвертый квартал с данными годового отчета?
– Нет, не сказала. — Лисовский запнулся, ему тоже показалось сейчас странным, почему Сазонова столько дней держала камень за пазухой.
– И сказала лишь вчера? Официально?
– Представила докладную.
– А тот бухгалтер, что напортачила при обработке сметы?
– Она уволилась месяц назад. И тоже неожиданно.
– Неожиданно, — усмехнулся Фиртич. — Обнаружила свою ошибку и поспешила уволиться, зная, чем это ей грозит. Да и вам, главному бухгалтеру. А плановый отдел? Тоже хороши, прохлопать такое.
– Закон свинства. Надеюсь, вы не сомневаетесь в добросовестности Корша, — проворчал Лисовский.
– Я и в вас не сомневаюсь, Михаил Януарьевич.
Лисовский вздохнул и закашлялся. Глухо, глубоко, с короткими паузами. Глаза покраснели и наполнились слезами. Его тоже можно понять: не станет же он, главный бухгалтер, дублировать работу каждого сотрудника. Тогда зачем отдел? А ошибка эта, простая арифметическая ошибка, дала в итоге завышенные цифры выполнения плана по прибыли... Прохлопал Лисовский, прохлопал. Так не себе же он вручил знамя и грамоты, не присвоил же премиальные. Он вообще был в отпуске половину ноября, а потом болел весь декабрь. Вышел только в январе, тогда и подписал все представленные бумаги. И та бухгалтер уволилась в январе, до его возвращения. Да и что с нее спросишь, если подпись за первое лицо его, Лисовского...