Шрифт:
Табеев умолк, убежденный в том, что Фиртич стерпит, не станет горячиться, скакать с прежним азартом, — осадил Пров молодца. Он чувствовал силу Фиртича. И хотел отступить, но с достоинством.
– Вот что, Константин... Поговаривают, что старик Мануйлов подарок тебе сделал, верно? —Табеев вздохнул. — Я на него не в обиде. Но сам понимаешь, у меня тоже свой интерес, Костя...
– Сколько? — резко перебил Фиртич.
– Ну, штук десять хотя бы.
– Пять.
– Константин, — Табеев по-лошадиному повел головой, — с пятью дубленками мне никак не выкрутиться. Районы объединили, а начальство пока не упорядочилось. Кто останется, кто слетит — не подгадаешь.
– Так мне и в зал нечего будет выставить. — Фиртич сбил пепел.
– Хыг-ыг-ыг, — засмеялся Табеев. — Всю жизнь я в торговле и ни разу не видел очереди за дубленками. Полгорода таскает, а очереди нет. Загадка. Их даже не спрашивают... Хыг-ыг-ыг-ыг...
И Фиртич засмеялся. Широко, сердечно. Он поглядывал на Табеева и хохотал, хлопая его по рукаву. Не стоило перегибать палку. Все, что было необходимо, он сделал, и дальнейшее наступление может разозлить старого лиса.
– О-хо-хо! — смеялся Фиртич. — Действительно... Посидеть бы, Пров Романыч, как-нибудь. А то все дела да дела.
– Посидим еще, Константин Петрович, посидим, — сказал Табеев, отходя, и через плечо уже добавил: — У торгового работника всегда есть возможность посидеть...
Из подъезда вновь выбрался Дорфман, с трудом удерживая мешок с обувью. Ему помогала Татьяна.
– Последний. — Дорфман перевел дыхание. — Это обувь? Это гири, а не обувь.
Уложив мешок, Дорфман отряхнул ладони и, обернувшись, заметил директора.
– Оказывается, мы не одни, — удивился он.
– Оказывается, в отделе вы самый крепкий, — в тон ему ответил Фиртич.
Дорфман тронул Фиртича за локоть.
– Хорошо, что мы с вами сейчас с глазу на глаз... Скажите, что слышно с новым оборудованием?
Фиртичу нравился этот пухлый живой человек с печальными глазами. Сейчас у Дорфмана был весьма таинственный вид.
– Послушайте, если все упирается в начальника управления... Я могу поговорить. Мы старые знакомые, работали вместе, были не разлей вода. Я об этом никому не говорю, люди могут всякое подумать. Но если надо для дела, я поговорю с ним. — Дорфман терпеливо смотрел на улыбающегося Фиртича и ждал. — Ради себя я бы не просил, боже упаси! А ради серьезного дела... Язык мой не отвалится, уверяю вас...
Пристукивая каблучками о ступени, Рудина сбежала к машине, держа в руках последние коробки. Передала их Татьяне и, не скрывая раздражения, окинула взглядом директора и продавца: не относится ли к ней лично их разговор? И о чем они могут говорить?
– Константин Петрович поедет с нами? — спросила она.
Фиртич отрицательно покачал головой и направился к уже поджидавшему его начальнику управления.
...
– Не смогу я сегодня заехать к вам в Универмаг. Устал. И люди мои разошлись. Сколько сейчас? — Барамзин выбросил в сторону руку, освобождая часы. — Без пяти семь. — И повторил удивленно: — Без пяти семь, это ж надо! Давайте завтра, Константин Петрович? Часиков в двенадцать. А то я половину ночи провел на базе, авария стряслась.
Барамзин подхватил Фиртича под руку и не спеша повел вдоль улицы. Вечерний воздух был влажен, с южных холмов сползал теплый ветерок, робкий, точно родственник из провинции, просящийся на постой. Барамзин предложил идти проходными дворами.
– Тут есть восхитительные закуточки, — говорил он. — Почти вся моя жизнь прошла в них...
Фиртича не особенно трогали сентиментальные воспоминания начальника управления, но льстило, что Барамзин говорит с ним подобным образом. За одним двором следовал второй, за вторым третий. В конце концов они вышли к новому зданию, облицованному светлой плиткой.
– А вы живете в старом доме? — спросил Барамзин.
– В старом. Ни на какой новый не променяю. У меня аллергия на стандартные коробки, чихать начинаю.
Барамзин улыбнулся.
– Звонят мне из Ташкента, предлагают городу фрукты. А взамен просят женские платья. Нашел им пятнадцать тысяч, заехал на базу, посмотрел. Сами по себе платья ничего. Но когда вместе одного фасона и одной расцветки...
– Надеюсь, покупатели не соберутся разом, — пошутил Фиртич.
– Все равно. Замечено: многие энергичные люди и в выборе одежды независимы. А максимум их энергии совпадает с нестандартностью наряда. И наоборот, сникают, когда становятся похожими на окружающих. Хорошо одетый человек уверен в себе...
– Хорошо одеться можно и в хороший стандарт, — вставил Фиртич.
– Стандарт не может быть хорошим, он может быть добротным. Но в повторяемости уже заложена ущербность. Неспроста у вас аллергия от стандарта.
«Какого черта он тащит меня с собой?» — шевельнулось беспокойство в груди Фиртича — интуиция его редко подводила.
– А лучшие мировые фирмы? Сотня экземпляров — это максимум, — продолжал Барамзин. — Конечно, есть у них и поток. Но не поток определяет лицо фирмы. Поэтому модельер — главный человек, на вес золота. Мы же подчас не ценим, что имеем. Возьмите дамские сапоги. Или шапку боярскую... Модель наша, а мода пришла из-за границы...